Проверяемый текст
Л. БРУСНИЦЫН, ОБЕСПЕЧЕНИЕ БЕЗОПАСНОСТИ УЧАСТНИКОВ ПРОЦЕССА: ВОЗМОЖНОСТИ И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ УПК // Российская юстиция, N 5, 2003
[стр. 159]

письменное заявление гражданина о преступлении должно быть подписано заявителем, а устное заносится в протокол, который должен содержать данные о заявителе и документах, удостоверяющих его личность.
Естественно, не может использоваться псевдоним и в объяснениях граждан
па данном этапе.
При этом не учитывается, что нередко воздействие осуществляется именно с целью не допустить начала уголовного преследования (возбуждения дела).
Неясно, что делать и в ситуации, когда потерпевший допрошен под настоящей фамилией, в деле имеется соответствующий протокол, а угроза воздействия возникла после допроса.
Польский УПК, например, предусматривает допрос свидетеля вновь уже под псевдонимом и изъятие из дела протокола первого допроса.
Это
вполне обоснованное и возможное решение, но в УПК РФ оно не предусмотрено, и названные действия могут рассматриваться как фальсификация.
Л.
Брусницын также обращает внимание, что оптимальным вариантом использования в качестве псевдонима являются буквы алфавита.
Но, поскольку в словарях русского языка псевдоним понимается как вымышленное имя, а сам УПК
РФ не содержит ответа, что следует использовать в качестве псевдонима, возможно, российские следователи будут использовать втаком качестве не только буквы (что, кстати, принято в ряде европейских стран и самом Европейском Суде по правам человека), но и вымышленные фамилии, имена, отчества.
Автор обратить внимание, что в этом случае другие вымышленные данные (дата, место рождения и пр.) в протоколах следственных действий не должны указываться, то есть не должны заполняться соответствующие графы в бланке протокола.
При выполнении требований ст.
217 УПК
РФ это сделает очевидным участие в судопроизводстве псевдонима для обвиняемого и его з а щ и т н и к а .
Иное,
то есть оставление их в неведении, что в уголовном процессе участвует псевдоним, что его показания использованы при разрешении уголовного дела исключит возможность для осужденного обжаловать судебное решение на
[стр. 1]

Рост посткриминального воздействия угроз и насильственных действий преступников в отношении жертв и свидетелей обусловил включение в УПК РФ в качестве мер безопасности: прослушивания телефонных и иных переговоров (ч.
2 ст.
186); опознания в условиях, исключающих наблюдение опознаваемым опознающего (ст.
193); закрытого судебного разбирательства (ч.
3 ст.
241); участия потерпевших и свидетелей в уголовном процессе под псевдонимом (ч.
9 ст.
166, ст.
278).
Помимо перечисленных положений предотвращению посткриминального воздействия могут служить и другие уголовно-процессуальные нормы.
Например, указание в протоколе следственного действия только фамилии, имени и отчества его участника, что возможно на основании п.
3 ч.
3 ст.
166, где установлено, что адрес и другие данные о личности участников следственных действий указываются лишь "в необходимых случаях".
Этой же цели служит и ознакомление допрашиваемого с аудио-, видеозаписью показаний защищаемого лица вместо проведения очных ставок, что допускается ч.
3 ст.
190, где установлено, что в ходе допроса наряду с предъявлением допрашиваемому вещественных доказательств и документов могут воспроизводиться материалы аудиои видеозаписи следственных действий.
Защитой от посткриминального воздействия могут являться и меры пресечения, причем в действующем УПК такое их предназначение выражено более зримо: в ч.
1 ст.
97 УПК возможные угрозы обвиняемого свидетелю и иным участникам уголовного судопроизводства прямо указаны в качестве одного из оснований для избрания мер пресечения.
Важно, что в качестве основания для избрания мер пресечения названа именно возможность угроз, т.е.
решение об избрании меры пресечения будет своевременным (законным), если она предотвратит именно возможность угроз участникам уголовного процесса, а не прекратит высказываемые угрозы.
Между тем некоторые судьи в обоснование ходатайств о применении заключения под стражу требуют от следователей доказательств именно осуществляемых угроз.
Но такие требования противоречат ст.
97 УПК.
Обеспечению безопасности потерпевших способствует также реализация ими права на обжалование постановления судьи об отказе избрания в качестве меры пресечения заключения под стражу.
Предотвращению посткриминального воздействия может служить и новелла в ч.
3 ст.
170 УПК, устанавливающая, что в случаях, если производство следственного действия связано с опасностью для жизни и здоровья людей, следственные действия, предусмотренные в ч.
1 ст.
170 УПК осмотр, следственный эксперимент, обыск и т.д., могут производиться без участия понятых.
Следующая мера безопасности выделение уголовного дела в отдельное производство для завершения предварительного расследования в целях изоляции осужденного и тем самым предотвращения с его стороны воздействия на потерпевших и свидетелей иных эпизодов преступной деятельности.
При ознакомлении обвиняемого и защитника по окончании предварительного расследования с материалами уголовного дела мерой безопасности является то, что в соответствии с ч.
1 ст.
217 УПК обвиняемому и защитнику предъявляются материалы уголовного дела, за исключением случаев, предусмотренных ч.
9 ст.
166 УПК, т.е.
обвиняемому и защитнику не предъявляются постановления следователя, в которых указаны подлинные данные о лицах, участвующих в уголовном процессе под псевдонимом (содержащееся в ч.
1 ст.
217 положение не должно рассматриваться как противоречащее п.
12 ч.
4 ст.
47 и п.
7 ч.
1 ст.
53, где установлено право обвиняемого и защитника знакомиться по окончании предварительного расследования со всеми материалами уголовного дела).
Невручение обвиняемому приложения к обвинительному заключению списка лиц, вызываемых в суд.
Эта мера не была предусмотрена в УПК РСФСР, не указана она и в ныне действующем Законе, но еще в 1996 году Президиум Верховного Суда РФ признал правомерным ее применение (как соответствующей международно-правовым и российским конституционным нормам), указал, в частности, что ее применение наряду с удалением подсудимого из зала суда на время допросов потерпевших и свидетелей содействовало получению их правдивых показаний (см.: Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации.
1997.
N 2.
С.
9 11).
Соответственно при окончании расследования в форме дознания возможны ограничения на ознакомление обвиняемого и защитника с обвинительным актом в части, содержащей сведения о месте жительства вызываемых в суд.
В ходе судебного разбирательства возможны следующие меры защиты его участников.
Запрет председательствующим фотографирования, видеозаписи и киносъемки в судебном заседании с тем чтобы ограничить круг граждан, которым защищаемый становится известен визуально.
Возможность такого запрета предусмотрена в ч.
5 ст.
241 УПК в случае, если перечисленные способы фиксации судебного процесса создают для него "препятствия".
Препятствием является в том числе боязнь граждан давать показания, исполнять другие уголовно-процессуальные обязанности перед объективами фото-, видеоили кинотехники.
Согласно ч.
5 ст.
241 УПК не допускается и проведение аудиозаписи, если она создает препятствие для судебного разбирательства.
Ограничение доступности сведений о потерпевшем и свидетеле фамилией, именем и отчеством в соответствии с ч.
2 ст.
278 УПК, которая обязывает председательствующего перед допросом установить личность свидетеля, потерпевшего и отношение свидетеля к подсудимому и потерпевшему, но не место жительства допрашиваемого и иные сведения о нем.
Естественно, это неприменимо, если, например, очевидец преступления наблюдал его совершение из окна квартиры, но удаленность ее от места происшествия обусловливает необходимость экспериментальным путем определить, была ли у свидетеля возможность правильно воспринимать обстоятельства совершенного деяния.
Удаление из зала суда нарушителей порядка на основании ч.
1 и 3 ст.
258 УПК.
Следует, однако, учитывать, что такое удаление санкция, т.е.
реакция на уже высказанную угрозу и иные формы посткриминального воздействия, а не мера его предупреждения.
Допрос в отсутствие публики отдельных лиц при открытом в целом судебном заседании в соответствии с ч.
3 ст.
241 УПК, где установлено, что определение суда о рассмотрении дела в закрытом судебном заседании может быть вынесено "в отношении всего судебного разбирательства либо соответствующей его части" (под "соответствующей частью" судебного разбирательства следует понимать не только, например, судебное следствие в целом, но и допрос отдельного участника процесса).
Оглашение лишь вводной и резолютивной частей приговора в соответствии с ч.
7 ст.
241 УПК, если уголовное дело рассмотрено в закрытом судебном заседании.
В данном случае не оглашаются содержащиеся в мотивировочной части приговора показания свидетелей обвинения, т.е.
не оглашаются и сведения о последних.
За рубежом применяются и другие меры безопасности, получившие признание со стороны Европейского Суда по правам человека как не противоречащие международно-правовым стандартам в сфере уголовного судопроизводства: 1) видеозапись показаний защищаемых граждан и воспроизведение ее в стадии судебного разбирательства без вызова в суд самих защищаемых; 2) ограничение материалов уголовного дела, предъявляемых для ознакомления обвиняемому и защитнику при окончании предварительного расследования; 3) использование видеотрансляции для допросов в суде лиц, находящихся вне зала судебного заседания; 4) допрос в суде вместо потерпевших и свидетелей должностных лиц правоохранительных органов, которым в ходе их служебной деятельности от потерпевших и свидетелей стали известны обстоятельства совершенного преступления; 5) временное ограничение права защитника и содержащегося под стражей подзащитного на свидания.
Российский УПК этих мер не содержит, но в нем есть такая норма: общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры России являются составной частью ее законодательства, регулирующего уголовное судопроизводство (ч.
3 ст.
1).
Решения же Европейского Суда, в которых вышеперечисленные меры безопасности признаны правомерными, основаны на международном праве, более того, сами являются одним из важнейших его источников.
Отсюда вывод, что, несмотря на отсутствие в УПК РФ прямого указания на вышеперечисленные защитные меры, использование их в России правомерно (при соблюдении определенных условий, установленных Европейским Судом по правам человека).
К сожалению, доступ к решениям Европейского Суда по правам человека для российских юристов существенно затруднен, что грозит противоречивой отечественной судебной практикой, поскольку в такой ситуации невозможно обеспечить единый подход всех правоприменителей к оценке законности тех или иных мер безопасности.
Поэтому задачей российского законодателя является непосредственное приведение в УПК вышеперечисленных мер безопасности.
Пока же проблема может быть решена за счет принятия Пленумом Верховного Суда РФ соответствующего постановления, разъясняющего, какие меры безопасности и при каких условиях допустимы в отечественном уголовном процессе.
Не менее важная задача устранение половинчатости тех мер, что уже отражены в отечественном УПК.
Так, из содержания ч.
8 ст.
193 понятно, что для проведения опознания в условиях, исключающих наблюдение опознающего опознаваемым, возможно оборудование специального помещения зеркальным экраном, но не ясно, допустима ли для такого опознания видеотрансляция из помещения, где находится опознаваемый, в место нахождения опознающего.
Тем более неясно, возможна ли видеозапись опознаваемого, статистов и последующее ее предъявление опознающему.
Но в некоторых случаях использование видеотехники может быть более доступным, а в некоторых случаях и оптимальным.
Пример из следственной практики: 14-летние подростки очевидцы убийства заявили, что боятся участвовать в опознании задержанного подозреваемого, в связи с чем в следственном изоляторе, естественно, с соблюдением определенных правил, была сделана видеозапись подозреваемого и сходных с ним лиц, а затем ее предъявили подросткам, и преступник был опознан.
В данном случае опознаваемый содержался в СИЗО, и, возможно, нахождение в нем школьников было признано нецелесообразным.
К сожалению, об использовании видеотехнологий в ч.
8 ст.
193 УПК не говорится.
Более того, указание на то, что понятые должны находиться "в месте нахождения опознающего", говорит о том, что законодатель, очевидно, предполагал один вариант опознания, когда опознаваемый не видит опознающего вследствие какой-либо физической преграды (стекла с зеркальным покрытием и т.п.), а не использования видеотехнологий, и потому, как и прежде, их применение может рассматриваться судом как нарушение уголовно-процессуального закона.
Более подробно хотелось бы остановиться на такой новелле отечественного уголовного процесса, как участие в нем граждан под псевдонимом.
К сожалению, при нормативном урегулировании применения данной меры безопасности допущен ряд пробелов.
Во-первых, использование псевдонима оказалось невозможным в стадии возбуждения уголовного дела, поскольку согласно ч.
ч.
2, 3 ст.
141 письменное заявление гражданина о преступлении должно быть подписано заявителем, а устное заносится в протокол, который должен содержать данные о заявителе и документах, удостоверяющих его личность.
Естественно, не может использоваться псевдоним и в объяснениях граждан
в этой стадии.
Но ведь нередко посткриминальное воздействие осуществляется именно с целью не допустить начала уголовного преследования (возбуждения дела).
В Белоруссии и Польше законодатель учел это обстоятельство, в России же нет.
Неясно, что делать и в ситуации, когда человек допрошен под настоящей фамилией, в деле имеется соответствующий протокол, а угроза посткриминального воздействия возникла после допроса.
Польский УПК, например, предусматривает допрос свидетеля вновь уже под псевдонимом и изъятие из дела протокола первого допроса.
Это
единственно возможное решение, но в российском УПК оно оказалось непредусмотренным, и как теперь рассматривать исключение протокола допроса из дела как фальсификацию? Согласно ч.
9 ст.
166 УПК постановление, в котором указаны подлинные данные лица, участвующего в процессе под псевдонимом, помещается в конверт, опечатывается и приобщается к уголовному делу.
Сведения, содержащиеся в уголовном деле, относятся к сведениям конфиденциального характера (в соответствии с п.
2 Перечня сведений конфиденциального характера, утвержденного Указом Президента РФ от 6 марта 1997 г.).
Но надежна ли эта степень защиты, особенно в случаях, когда речь идет о жизни свидетелей? Не следует ли воспринять опыт той же Белоруссии, где аналогичное постановление хранится по правилам секретного делопроизводства? Автором ранее было обращено внимание, что оптимальным вариантом использования в качестве псевдонима являются буквы алфавита.
Но поскольку в словарях русского языка псевдоним понимается как вымышленное имя, а сам УПК
не содержит ответа, что следует использовать в качестве псевдонима, возможно, российские следователи будут использовать в таком качестве не только буквы (что, кстати, принято в ряде европейских стран и самом Европейском Суде по правам человека), но и вымышленные фамилии, имена, отчества.
Следует обратить внимание, что в этом случае другие вымышленные данные (дата, место рождения и пр.) в протоколах следственных действий не должны указываться, т.е.
не должны заполняться соответствующие графы в бланке протокола.
При выполнении требований ст.
217 УПК
это сделает очевидным участие в судопроизводстве псевдонима для обвиняемого и его защитника.
Иное,
т.е.
оставление их в неведении, что в уголовном процессе участвует псевдоним, что его показания использованы при разрешении уголовного дела, исключит возможность для осужденного обжаловать судебное решение на
том основании, что, по его мнению, показания псевдонима составили основу обвинительного приговора (неотъемлемость у осужденного права на обжалование приговора по такому основанию вытекает из решений Европейского Суда по правам человека.
Сокрытие от сторон участия в уголовном процессе граждан под псевдонимом сделало бы невозможной и реализацию права заявлять ходатайства о раскрытии подлинных сведений о таких гражданах (ч.
6 ст.
278 УПК)).
Надо сказать, что содержание ч.
6 ст.
278 может повлечь немало сложностей.
Допустим, человек, владеющий важной доказательственной информацией, согласился сотрудничать с органами следствия с условием, что его личность останется неизвестной преступникам.
Наряду с предоставлением гражданину псевдонима ему должно быть разъяснено, что на основании ч.
6 ст.
278 его подлинные данные суд в стадии судебного разбирательства может раскрыть сторонам.
И здесь возникает вопрос: пойдет ли гражданин, учитывая такую возможность, на сотрудничество с правоохранительными органами? Далеко не во всех случаях.
Дело в том, что закон не увязал раскрытие личности гражданина ни с устранением угрозы для него, ни с согласием самого гражданина, т.е.
действительных гарантий безопасности свидетелей и потерпевших не предусмотрено.
Очевидно, УПК надо дополнить следующими нормами: 1) личность потерпевшего и свидетеля не раскрывается без их согласия; 2) при выводе суда о необходимости раскрытия подлинных сведений о защищаемом, но при несогласии с этим последнего раскрытие не производится, показания же защищаемого лица суд исключает из исследуемого перечня доказательств (при этом, поскольку исключение не связано с каким-либо нарушением Закона, не могут подвергаться сомнению законность решений об обыске, избрании меры пресечения и другие решения, которые были приняты на основании либо с учетом показаний псевдонимов, допустимость других доказательств, полученных благодаря их показаниям; исключение показаний псевдонимов из совокупности доказательств, исследуемых в рамках судебного следствия, может повлиять лишь на решения, которые суд принимает в ходе следствия и завершая производство в суде первой инстанции).
ССЫЛКИ НА ПРАВОВЫЕ АКТЫ

[Back]