Проверяемый текст
Мирзазаде, Рафаил Шамил оглы; Процессы трансформации взаимодействий структур гражданского общества и государства : сравнительный анализ социальных практик в России и странах Западной Европы (Диссертация 2007)
[стр. 94]

94 необходимости принятия непопулярных политических решений) или поддержания их существования вопреки росту социальной напряженности.
Серьезной проблемой становится сама возможность функционирования классических институтов парламентаризма в условиях современного массового общества.
Падение качества образования и культурного уровня, с одной стороны, и расширение технических возможностей манипулирования общественным сознанием — с другой, создают предпосылки
для ослабления парламентаризма, ведут к росту роли политических элит в принятии стратегических решений.
Современные авторы проводят аналогии с Европой межвоенного периода, и в частности с Веймарской ситуацией.
Возможности манипулирования электоратом (в условиях информационного общества и развития массовых коммуникаций), связанные с феноменом медиально-плебисцитарного вождизма, медиапартий или даже необонапартизма, делают
современную ситуацию типологически сходной с той, которая существовала в начале XX в.
и интерпретировалась тогда как “кризис парламентаризма”.
Возвращение современной Европы к плебисцитарной демократии (разумеется, на совершенно других основаниях) делает актуальным обращение к аргументам в пользу рационализированного парламентаризма и
сильной исполнительной власти, объясняя интерес некоторых мыслителей к поиску приемлемой формы демократического авторитаризма1.
Одновременно с вышеуказанными проблемами в государствахчленах «Большой Восьмерки» есть ряд примеров, которые могут считаться положительными моделями и лучшими практиками в своей области, а именно:
1 Медушееский А.
Европейская интеграция: механизмы взаимодействия // Вестник Европы.
-2006.
№17.

С.
121.
[стр. 63]

изменения не совершаются дискретно.
Для них характерно перетекание, обычно весьма полное, содержания старых институтов в новые, даже в ходе революционных, на первый взгляд, изменений.
Во взаимоотношениях государства и европейских структур гражданского общества в последние годы происходит осознание существования конфликта между приоритетами идеологии прав человека и необходимостью выстроить эффективную защиту от деструктивных процессов (крушение культурной идентичности, маргинализация, иммиграция, конкуренция дешевой рабочей силы).
Европа оказывается перед жесткой дилеммой —сохранение социального государства или эффективная экономика; верность декларациям прав человека или отказ от них в пользу двойных и тройных стандартов, наконец, серьезную дилемму представляет стратегия такой защиты —должна Европа быть закрытой от внешнего мира с помощью протекционистских и полицейских мер, или открыта, создавая внутри гибкие механизмы конкуренции.
Этот выбор определяет стратегию будущего развития —в пользу сворачивания демократических институтов (о которой говорят уже сейчас в условиях необходимости непопулярных политических решений) или поддержания их существования вопреки росту социальной напряженности.
Серьезной проблемой становится сама возможность функционирования классических институтов парламентаризма в условиях современного массового общества.
Падение качества образования и культурного уровня, с одной стороны, и расширение технических возможностей манипулирования общественным сознанием — с другой, создают предпосылки
ослабления парламентаризма, ведут к росту роли политических элит в принятии стратегических решений.
Современные авторы проводят аналогии с Европой межвоенного периода, и в частности с Веймарской ситуацией.
Возможности манипулирования электоратом (в условиях информационного общества и развития массовых коммуникаций), связанные с феноменом медиальноплебисцитарного вождизма, медиапартий или даже необонапартизма, делают
63

[стр.,64]

современную ситуацию типологически сходной с той, которая существовала в начале XX в.
и интерпретировалась тогда как “кризис парламентаризма”.
Возвращение современной Европы к плебисцитарной демократии (разумеется, на совершенно других основаниях) делает актуальным обращение к аргументам в пользу рационализированного парламентаризма и
объясняя поиску приемлемой формы демократического авторитаризма97.
Национальные, демократические и капиталистические революции, отмечает Ф.Редер, каждая из которых в отдельности потрясала в XVIII, XIX и начале XX столетия страны Западной Европы, прокатились почти одновременно в конце XX века по1девяти коммунистическим странам, приведя к одномоментному появлению на их месте двадцати восьми государств с новыми общественно-политическими системами98.
«Все переходы в бывших коммунистических странах, —отметил еще в 1990 году Х.Линц, —фундаментальным образом отличаются от переходов, происходивших в странах Запада, из-за сложившихся здесь неэффективных, централизованных социалистических экономик.
Этим странам предстоитщ осуществить экономические реформы и переходы к некой форме рыночной экономики одновременно с осуществлением политической реформы в результате политических перемен.
Однако есть свидетельства того, что изменения экономической системы сопряжены с большими трудностями, чем политические изменения, отчасти из-за того, что пока еще не существует модели перехода от командной экономики к рыночной экономике и к некой форме капитализма»99.
Как пишет Х.-Д:Шульц, в конце 80-х годов о Центральной Европе в восточной-части этого региона*говорили как о ментальном^пространстве ...
пространстве, существующем" в воображении и представляющем собой 97Медушевский А.
Европейская интеграция: механизмы взаимодействия // Вестник Европы, 2006, №17.

98Roeder Ph G.
The Revolution of 1989: Postcommunism and the Social Sciences // Slavic Review, 1999, Vol.58, N.4, Winter.
P.743.
99 Linz J.
Transitions to Democracy // Washington Quarterly, 1990, Summer.
P.
156.


[стр.,92]

3.
Политика государства по созданию квази-НПО (GONGO) и имитационных общественных совещательных институтов при органах власти.
4.
Противодействие со стороны ряда государств международным программам сотрудничества в области развития демократии и гражданского общества под видом предотвращения иностранного вмешательства во внутреннюю политическую жизнь.
Одновременно с вышеуказанными проблемами в государствах-членах «Большой Восьмерки» есть ряд примеров, которые могут считаться положительными моделями и лучшими практиками в своей области, а именно:
Свобода создания НПО без государственной регистрации добровольность в принятии решения об образовании юридического лица.
и Простая процедура регистрации для НПО —не более сложная, чем процедура регистрации коммерческих организаций.
Простые требования к отчетности для большинства НПО; при этом требования к отчетности и прозрачности могут дифференцироваться в зависимости от типов организации и налогового режима, который они выбирают сами; Равноправие и отсутствие дискриминации в отношении участия граждан и иностранцев в учреждении и деятельности НПО, а также между национальными и зарубежными НПО.
Акцент на саморегулировании деятельности НПО и предоставление ими публичной отчетности (согласно модели Хартии ответственности международных неправительственных организаций, содержащей в себе этические нормы деятельности международных НПО).
Делегирование некоммерческим организациям полномочий реализации ряда социальных функций органами власти и самоуправления.
по 92

[Back]