|
21 человека» в кавычки, а в позиции инженера видит попытку возрождения меньшевизма и переноса на советскую почву буржуазных порядков39. На XV съезде партии в качестве одного из побочных был затронут вопрос о суде и деятельности органов юстиции. Высказывания в этой связи весьма показательны. В.П. Затонский, посетовав на то, что в суды поступает много дел и вызывается много свидетелей, заключает: «Демократизм судебный развели черт знает какой: тратим на это миллионы»40. Другой ^ делегат, Н.М.Янсон, жаловался, что в органах юстиции защита законности превращается в буквоедство, и утверждал, что профессиональный юридический уклон «не совсем полезен для дела советской юстиции», ее надо организовать так, чтобы в ней было побольше людей рабочего происхождения41. В этом месте один из руководителей КПК, Сольц, бросает реплику: «И поменьше юристов»42. Шкирятов негодовал на то, что суды отказываются судить, если дело не подходит к букве закона. «Кроме буквы 9 закона должно быть пролетарское революционное чутье при разборе любого дела, а у них иногда закон выше всего»43. Еще более показателен грубый разнос, который устроил Л.М.Каганович книге юриста Малицкого, «осмелившегося» назвать Советское государство «правовым». В глазах Кагановича это рецидив буржуазного мышления, покушение на политическую систему диктатуры пролетариата. ^ При всем том «нерасположении к праву» (выражение П.И. Стучки) встречались и иные подходы, выразившиеся в достаточно высоком юридическом уровне ряда законодательных решений, организации и деятельности высших представительных органов, быстром развитии юридической науки. Известный историк Р.Медведев, рассказывая о процессе 39См.: Тринадцатый съезд РКП(б). Май 1924. Стенографический отчет. М.,1963, с.103-104. 40Пятнадцатый съезд. Стенографический отчет. М., 1928, с. 427. 4 1Там же, с. 475-476. 42Там же, с. 476. |
Выступая с отчетным докладом XIII съезду партии (1924), Г.Е.Зиновьев обратил внимание на выступление одного из участников ленинградского съезда инженеров. Этот инженер утверждал, что в первую очереди нужны права человека, а интеллигент это человек, который ставит выше всего права человека, считает, что человек высшая ц с е ш о с т ь государства. Вряд ли кто сегодня усомЕштся в разумности этих слов. Но у Зиновьева они вызывают сугубо негативную реакцию. Он берет «права человека» в кавычки, а в позиции инженера видит попытку возрождения меньшевизма и переноса на советскую почву буржуазных порядков[410, 103-104]. Ha X V съезде партии в качестве одного из побочных был затронут вопрос о суде н деятельности органов юстиции. Высказывания в этой сязн весьма показательны. В.П.Затоискпп, посетовав на то, что в суды поступает много дел и вызывается много свидетелей, заключает: «Демократизм судебный развели черт знает какой: тратим па это миллионы» [410, 427]. Другой делегат, Н.М.Янсон, жаловался, что в органах юстиции зашита законности превращается в буквоедство, и утверждал, что профессиональный юридический уклон «не совсем полезен для дела советской юстиции», се надо организовать так, чтобы в пей было побольше людей рабочего происхождения^ 10, 475-476]. В этом месте одн1Е из руководителей КПК, Сольц, бросает реплику: «И поменьше юристов» [410, 476]. Шкнрятов негодовал на то, что суды отказываются судить, если дело пс подходит к букве закона. «Кроме буквы закона должно быть пролетарское революционное чутье при разборе любого дела, а у них иногда закон выше всего» [410, 534]. Еще более показателен грубый разнос, который устроил Л.М.Каганович книге юриста Малпцкого, «осмелившегося» назвать Советское государство «правовым». В глазах Кагановича это рецидив 2 1 буржуазного мышления, покушение на политическую систему диктатуры пролетариата. При всем том «нерасположении к нраву» (выражение П.И.Стучки) встречались и иные подходы, выразшшшсся в достаточно высоком юридическом уровне ряда законодательных решении, организации н деятельности высших представительных органов, быстром развитии юридической науки. Известный историк Р.Медведев, рассказывал о процессе «Промпартип», пишет: «В 1930 году доверие к суду было еще мало поколеблено» [337, 2]. Но всего этого было мало, ростки оказались непрочными, возобладала линия «нерасположения к нраву», которая способствовала узурпации власти и установлению антинравового режима сталинизма. В этот период было сделано все возможное из того, что дискредитирует право в общественном сознании. И не только потому, что с ним совершенно не считались, осуществляя масштабные репрессивные кампании (раскулачивание, массовые «чистки», выселение целых народов 4 н т.д.), сводя па пет принцип законности и превращая правосудие в трагическую карикатуру. Не па много меньше, чем открытый антнправовон п внесудебным произвол, право дискредитировалось правонарушающнм законодательством, т.с. такими актами, которые, по меткому определению В.И. Ключевского, имеют лишь «наружность законов», а по содержанию своему являются попранием демократических, правовых и нравственных принципов. Если просмотреть многочисленные сочинения Сталина, то нетрудно увидеть, что такие понятия, как «право», «правосудие», «правосознание», «правопорядок», вообще пс входят в его лексикон. Они не встречаются даже в Докладе о проекте Конституции Союза ССР, где были бы весьма * уместны. Болес того, в этом докладе пет упоминания и о социалистическом законности. Закон для советской эпохи это, прежде всего и главным образом инструмент властного приказа, принудительного достижения |