|
«Промпартии», пишет: «В 1930 году доверие к суду было еще мало поколеблено»44. Но всего этого было мало, ростки оказались непрочными, возобладала линия «нерасположения к праву», которая способствовала узурпации власти и установлению антиправового режима сталинизма. В этот период было сделано все возможное из того, что дискредитирует право в общественном сознании. И не только потому, что с ним совершенно не считались, осуществляя масштабные репрессивные кампании (раскулачивание, массовые «чистки», выселение целых народов и т.д.), сводя на нет принцип законности и превращая правосудие в трагическую карикатуру. Не на много меньше, чем открытый антиправовой и внесудебный произвол, право дискредитировалось правонарушающим законодательством, т.е. такими актами, которые, по меткому определению В.О.Ключевского, имеют лишь «наружность законов», а по содержанию своему являются попранием демократических, правовых и нравственных принципов. Бели просмотреть многочисленные сочинения Сталина, то нетрудно увидеть, что такие понятия, как «право», «правосудие», «правосознание», «правопорядок», вообще не входят в его лексикон. Они не встречаются даже в Докладе о проекте Конституции Союза ССР, где были бы весьма уместны. Более того, в этом докладе нет упоминания и о социалистической законности. Закон для советской эпохи — это прежде всего и главным образом инструмент властного приказа, принудительного достижения поставленной цели, и, как всяким инструментом, им нужно пользоваться, когда это выгодно, и, наоборот, без стеснения отложить в сторону, если он в чем-то мешает распоряжению властью. Так исторически получилось, что за первые десятилетия существования советского общества не только не удалось преодолеть 45Там же, с.534. 44Рой Медведев О Сталине исталинизме. «Знамя», 1989, №2, с.183. |
2 1 буржуазного мышления, покушение на политическую систему диктатуры пролетариата. При всем том «нерасположении к нраву» (выражение П.И.Стучки) встречались и иные подходы, выразшшшсся в достаточно высоком юридическом уровне ряда законодательных решении, организации н деятельности высших представительных органов, быстром развитии юридической науки. Известный историк Р.Медведев, рассказывал о процессе «Промпартип», пишет: «В 1930 году доверие к суду было еще мало поколеблено» [337, 2]. Но всего этого было мало, ростки оказались непрочными, возобладала линия «нерасположения к нраву», которая способствовала узурпации власти и установлению антинравового режима сталинизма. В этот период было сделано все возможное из того, что дискредитирует право в общественном сознании. И не только потому, что с ним совершенно не считались, осуществляя масштабные репрессивные кампании (раскулачивание, массовые «чистки», выселение целых народов 4 н т.д.), сводя па пет принцип законности и превращая правосудие в трагическую карикатуру. Не па много меньше, чем открытый антнправовон п внесудебным произвол, право дискредитировалось правонарушающнм законодательством, т.с. такими актами, которые, по меткому определению В.И. Ключевского, имеют лишь «наружность законов», а по содержанию своему являются попранием демократических, правовых и нравственных принципов. Если просмотреть многочисленные сочинения Сталина, то нетрудно увидеть, что такие понятия, как «право», «правосудие», «правосознание», «правопорядок», вообще пс входят в его лексикон. Они не встречаются даже в Докладе о проекте Конституции Союза ССР, где были бы весьма * уместны. Болес того, в этом докладе пет упоминания и о социалистическом законности. Закон для советской эпохи это, прежде всего и главным образом инструмент властного приказа, принудительного достижения поставленном цели, и, как всяким инструментом, им нужно пользоваться, когда это выгодно, и, наоборот, без стеснения отложить в сторону, если он в чем-то мешает распоряжению властью. Так исторически получилось, что за первые десятилетня существования советского общества не только не удалось преодолеть юридический нигилизм, доставшийся от прошлого, по к этому унаследованному нигилизму добавляется еще и благоприобретенный социалистический правовой нигилизм. Урок права, который преподала нам история, не прошел даром. И хотя развитие шло достаточно противоречиво и периоды реального роста эффективности права и законности сменялись словами официальных документов о необходимости укрепления правовой системы и общественной жизни, прав и свобод личности зачастую не подкреплялись делом, а нередко н расходились с ним, тем не менее «уровень права и правосознания в пашем обществе значительно выше, чем когда-либо ранее» (413, 135-147]. Об этом свидетельствует выдвижение на авансцену общественной жизни понятия «правопое государство», ибо такого рода масштабные социальные идеи не возникают на пустом месте. И вместе с тем одно из препятствий на пути к реализации этой идеи не желающий уходить со сцепы правовой нигилизм. Его наличия не оспаривает никто. По одни предпочитают говорить о юридической безграмотности или неосведомленности, а оценки других куда более резки. «Трагедия в том, считает Ю.Феофанов, что пренебрежительное отношение к праву, нашедшее крайнее выражение в сталинских репрессиях и ползучее проявление в брежневские бюрократические нремеиа,не боюсь сказать, до сих пор одна из характерных черт нашего общественного сознания. Такова реальность» [421, 140]. Сегодня пажно, по нашему мнению, разграничение трех видов правового нигилизма. Первый из них можно назвать обыденным, второй |