Проверяемый текст
Государева Ольга Владимировна. Эстетическая культура как экзистенциальная потенция личности (Диссертация 2005)
[стр. 40]

Поэтому развитое чувство красоты и выступает в качестве истинного критерия свободной реализации цели, выражающей действительную, а не мнимую необходимость.
В этом плане любовь является прекрасным выразителем особенностей эстетической культуры.
Античная эстетическая культура, как известно, представляла собой, прежде всего культуру телесного начала.
Поэтому античное искусство было в высшей мере пластичным, прекрасно передавало телесность, которая в то же время не была лишена духовности.
«Из античного идеала, замечает О.
Шпенглер, вытекало безоговорочное приятие чувственной видимости, из западного ее столь же страстное преодоление.
Аполлоническая душа, евклидовская, точечная, ощущала эмпирическое, зримое тело совершенным выражением своего способа существования, фаустовская душа, рвущаяся в дали, находила то же выражение не в персоне, soma, а в личности, характере или как бы это еще ни называли.
«Душа» для подлинного эллина она была в конце концов формой его тела.
Так определил ее Аристотель.
«Тело» для фаустовского человека
было сосудом души.
Так ощущал Гете» [См.: Шпенглер О.
Закат Европы.
Т.1.
С.
432-433].
С изложенным выше пониманием телесности было связано античное представление о любви, получившее свое отражение в скульптуре и живописи.
Чувственность и телесность обрели здесь нерасторжимое единство, которое как раз и характеризует подлинную эстетическую культуру.
Эпоха Возрождения выработала новое понимание эстетической культуры и связанной с ней проблемы любви и красоты.
Лоренцо Пизано, связывая эти два феномена,
утверждал, что одно не существует без другого.
Мыслитель предупреждал, против слишком аффектированной любви, но в то же время он много рассуждал о «сладкой человеческой любви».
Вывод, к которому он пришел, заключается в том, что признание чувственной природы любви человека должно быть связано с осознанием необходимости ее одухотворения.

40
[стр. 126]

126 так как эти «плоды» на самом-то деле не иссякают до конца, а постоянно осваиваются.
В этом, на наш взгляд, состоит один из критериев эстетической культуры личности, ее духовного мира.
Освоение плодов искусства развивает ту самую сущностную силу человека, которая позволяет не просто смотреть на окружающий мир, а свободно преображать мир в представлении, то есть по законам красоты, считаясь с подлинной индивидуальностью вещи.
Красота продукта появляется лишь там, где действие совершается сообразно свободной цели, а не под давлением внешних обстоятельств.
Поэтому развитое чувство красоты и выступает в качестве истинного критерия свободной реализации цели, выражающей действительную, а не мнимую необходимость.
В этом плане любовь является прекрасным выразителем особенностей эстетической культуры.
Античная эстетическая культура, как известно, представляла собой, прежде всего культуру телесного начала.
Поэтому античное искусство было в высшей мере пластичным, прекрасно передавало телесность, которая в то же время не была лишена духовности.
«Из античного идеала, замечает О.
Шпенглер, вытекало безоговорочное приятие чувственной видимости, из западного ее столь же страстное преодоление.
Аполлоническая душа, евклидовская, точечная, ощущала эмпирическое, зримое тело совершенным выражением своего способа существования, фаустовская душа, рвущаяся в дали, находила то же выражение не в персоне, soma, а в личности, характере или как бы это еще ни называли.
«Душа» для подлинного эллина она была в конце концов формой его тела.
Так определил ее Аристотель.
«Тело» для фаустовского человека
оно было сосудом души.
Так ощущал Гете» [См.: Шпенглер О.
Закат Европы.
Т.1.
С.
432-433].
С изложенным выше пониманием телесности было связано античное представление о любви, получившее свое отражение в скульптуре и живописи.
Чувственность и телесность обрели здесь нерасторжимое единство, которое как раз и характеризует подлинную эстетическую культуру.
Эпоха Возрождения выработала новое понимание эстетической культуры и связанной с ней проблемы любви и красоты.
Лоренцо Пизано, связывая эти два феномена,


[стр.,127]

127 утверждал, что одно не существует без другого.
Мыслитель предупреждал, против слишком аффектированной любви, но в то же время он много рассуждал о «сладкой человеческой любви».
Вывод, к которому он пришел, заключается в том, что признание чувственной природы любви человека должно быть связано с осознанием необходимости ее одухотворения.

Вызывает интерес диалектика природного и духовного начал, разрабатываемая Пизано.
Так, он пишет: «Если любовь довольствуется внутренним и отвергает телесное, она растет, созерцая вечную красоту и истину и слабеет от желания нерушимого блага.
Такая любовь имеет обыкновение мешать деятельности низших потенций, захватывать их, поглощать и увлекать за собой вследствие сильного желания духовного удовольствия».
Анализ этого утверждения позволяет сделать следующее заключение.
Чувственная любовь должна сочетаться с идеей подчинения ее интеллекту, в чем, собственно, и состоит эстетическая культура любви.
Однако чрезмерное стремление к абсолютной красоте не является истинным источником человеческой любви.
Любовь слабеет, если игнорируется природное, телесное начало.
Только та красота составляет подлинный источник любви, которая хотя бы немного ущербна.
Трактуя субстанцию эстетической культуры как творчество в сфере любви, которое представляет собой стремление к трансцендентальной красоте, мы видим, что культура предстает в виде постоянного творения особого мира, в котором трансцендентальное просвечивает как истинный источник всех культурных смыслов.
Можно заключить, что эстетическая культура и предстает как постоянное соотнесение человека с этими смыслами.

[Back]