|
«архетипов» (в вопросах, посвященных творческому созиданию художественной культуры) и экзистенциалистская программа анализа личности (в вопросах о гуманитарной культуре как факторе социализации личности). Использование экзистенциалистского инструментария можно проиллюстрировать на примере общефилософской проблемы страдания. Общеизвестно, что человеческой жизни без разных форм страдания быть не может. Иногда можно встретить суждение, что человек, никогда не страдавший, вовсе и не человек даже, а нечто более низшее, в каком-то смысле ущербное. Только страдая сами, мы учимся сострадать другому, преодолевать страдания, стремимся к иному, более достойному бытию. Итак, страдание возвышает, придает человеку мудрости. Вместе с тем страдание должно иметь смысл, иначе вместо прогресса души оно приведет лишь к ее деградации. Страдание должно быть не просто осмысленным, его смысл позиционирован как ценность для данного индивида, является оправданием его мучений. Нам представляется, что философия, религия и искусство являются такими областями бытия, в которых наиболее полно и сознательно формируется именно такое, умудренное отношение к страданию. Чрезмерно ригористичное отношение к страданию (например, у стоиков), как, впрочем, и религиозный культ страдания, трактуемого как испытание и имеющего значение лишь в связи с загробным существованием человека, смягчается, становится стимулом преображения земной жизни в искусстве. Представляется обоснованным, что только анализ культурного опыта человека дает понимание силы и необходимости эстетической культуры для человеческого существа. И в этом смысле эстетический человек уже не просто «живая недостаточность», как определил индивида X.Ортега-и-Гассет [Ортега-и-Гассет X. Что такое философия. С. 89]. Эстетическая личность, становясь созидателем человеческих смыслов, одухотворяет как свою душу, так и мир вокруг себя. Синтез воображения и «умного сердца» всегда опосредует отношение эстетического человека к миру. Если можно так 68 |
52 культурных норм: он репрезентирован другими людьми, с которыми человек общается. Открыться миру это значит понять (— принять) другого человека в его индивидуальной человеческой определенности, т.е. как цель, как наивысшую ценность, а отнюдь не как средство для реализации каких-то своих интересов. Именно поэтому духовность и гуманизм неразрывны. Гуманистическое миропонимание выступает неотъемлемой идейной предпосылкой осмысления духовности. § 2. Эстетическое в структуре практико-духовного освоения мира Эстетическое начало, взятое само по себе, не обладает способностью углубить и развить личность, оказать благотворное влияние на ее жизнь и деятельность. Эгоистическое самозамыкание таков, к сожалению, удел каждого, кто абсолютизирует значение эстетического. Однако недееспособна и сугубо духовная деятельность, деятельность, напрочь лишенная эстетического элемента. Именно поэтому решение проблемы сосуществования эстетического и духовного в гармоническом синтезе обоих начал, в соединении эстетического начала с началами добра, разума и истины. В единстве с разумом и облагороженной эмоцией эстетическое начало приобретает силу почти неодолимой мощи и, в свою очередь, оказывает влияние на духовность, гармонизирует её структуры. Нам представляется, что только анализ культурного опыта человека дает понимание силы и необходимости эстетической культуры для человеческого существа. И в этом смысле эстетический человек уже не просто «живая недостаточность», как определил индивида X.Ортега-и-Гассет [Ортега-и-Гассет X. Что такое философия. С. 89]. Эстетическая личность, становясь созидателем человеческих смыслов, одухотворяет как свою душу, так и мир вокруг себя. Синтез воображения и «умного сердца» всегда опосредует отношение 61 культуру духовную. Через всю духовную культуру проходят своеобразные линии напряжение эстетической культуры, этой универсальной космической потенции. Выявим соприкосновение данных сторон бытия в контексте проблемы страдания. Общеизвестно, что человеческой жизни без разных форм страдания быть не может. Иногда можно встретить суждение, что человек, никогда не страдавший, вовсе и не человек даже, а нечто более низшее, в каком-то смысле ущербное. Только страдая сами, мы учимся сострадать другому, преодолевать страдания, стремимся к иному, более достойному бытию. Итак, страдание возвышает, придает человеку мудрости. Вместе с тем страдание должно иметь смысл, иначе вместо прогресса души оно приведет лишь к ее деградации. Страдание должно быть нс просто осмысленным, его смысл позиционирован как ценность для данного индивида, является оправданием его мучений. Нам представляется, что философия, религия и искусство являются такими областями бытия, в которых наиболее полно и сознательно формируется именно такое, умудренное отношение к страданию. Чрезмерно ригористичное отношение к страданию (например, у стоиков), как, впрочем, и религиозный культ страдания, трактуемого как испытание и имеющего значение лишь в связи с загробным существованием человека, смягчается, становится стимулом преображения земной жизни в искусстве. Нельзя не вспомнить, что уже в античности возникает теория ценности искусства как катарсиса, как того, что очищает душу, облагораживает ее, преодолевая физическое и душевное страдание. Синтез эстетики с философией дает нам романтическое отношение к страданию, культ героического отношения и деяния в условиях трагического бытия. Действительно, человек настолько духовен, насколько он может противостоять своему страданию, насколько он способен сочувствовать страданию чужому. Такую стойкость характера воспитывает эстетическая деятельность, так как творец тратит много усилий на создание своих произведений. И в этом смысле он должен быть |