|
3) многозначность образа; 4) интуитивность образа; 5) метафоричность образа [Подр. см.: Гольдентрихт С.С., Гальперин М.П. Специфика эстетического сознания. С. 93]. Как видим, все рассмотренные выше образования эстетические феномены, однако все они проявляются в мышлении всякого человека, даже не связанного непосредственно с искусством и эстетической деятельностью. В силу этого можно заключить, что эстетическая культура пронизывает всю культуру духовную. Через всю духовную культуру проходят своеобразные линии напряжения эстетической культуры, этой универсальной космической потенции. Нельзя не вспомнить, что уже в античности возникает теория ценности искусства как катарсиса, как того, что очищает душу, облагораживает ее, преодолевая физическое и душевное страдание. Синтез эстетики с философией дает нам романтическое отношение к страданию, культ героического отношения и деяния в условиях трагического бытия. Действительно, человек настолько духовен, насколько он может противостоять своему страданию, насколько он способен сочувствовать страданию чужому. Такую стойкость характера воспитывает эстетическая деятельность, так как творец тратит много усилий на создание своих произведений. И в этом смысле он должен быть чуток к страданию и в то же время должен быть стойким, уметь его преодолевать § 2. История изучения гуманитарной культуры: междисциплинарное измерение Из современных междисциплинарных требований концептуальной трактовки таких понятий, как «художественная культура» и «гуманитарная культура», закономерно следует необходимость более глубокой идентификации этих понятий и их увязки с проблематикой саморефлексии культуры. Осознание ценности научного поиска, проводимого в данном 76 |
60 Очевидно, что во всех таких случаях понятия «эстетическая видимость», «фантазия», «знание», «искусство», «духовность» почти совпадают. Стоит заметить, что значение фантазии в самой жизни человека, во всех сферах его духовной деятельности явно недооценивается. Как правило забывается, что и философия, и паука часто базируются на достаточно произвольных, недоказуемых аксиомах, так что, несмотря на множество конкретных открытий. Тайна по-прежнему доминирует в сфере познания и даже логика чаще всего лишь делает правдоподобным какое-нибудь фантастическое допущение. Современный искусствовед А. Л. Андреев, рассуждая о «правде вымысла», различает «художественную убедительность» и «жизненную правдивость» [См.: Андреев А.Л. С. 35-36]. Конкретизируя формы «эстетической видимости», он пишет о «внутренней логичности характера персонажа и сюжета, т.е. о внутренней мотивации», о «ситуации жизненных отношений», о «мысленном эксперименте» [Там же. С. 36-41]. Ученый различает «отображение реальности» и выражение (посредством символов, гипербол и т.п.) настроений, переживаний, чувств и представлений. Такие художественные приемы, как «перенесение значения слова на другое», «познание одного явления через другое», «менее известного через более известное», «ассоциация двух образов в третий, новый», представляют собой создание и применение метафорического языка искусства. Метафора же это частный случай «эстетической видимости», «эстетической фантазии». Метафорическое, образное мышление присуще истинно духовному человеку. Известный специалист в этой сфере Ю.Б. Борев указывает на следующие особенности образного мышления: 1) освоение конкретно-чувственного богатства явлений; 2) эмоциональное просветление мыслей; 3) многозначность образа; 4) интуитивность образа; 5) метафоричность образа [Борев Ю.Б. С. 17]. Как видим, все рассмотренные выше образования эстетические феномены, однако все они проявляются в мышлении всякого человека, даже не связанного непосредственно с искусством и эстетической деятельностью. В силу этого можно заключить, что эстетическая культура пронизывает всю 61 культуру духовную. Через всю духовную культуру проходят своеобразные линии напряжение эстетической культуры, этой универсальной космической потенции. Выявим соприкосновение данных сторон бытия в контексте проблемы страдания. Общеизвестно, что человеческой жизни без разных форм страдания быть не может. Иногда можно встретить суждение, что человек, никогда не страдавший, вовсе и не человек даже, а нечто более низшее, в каком-то смысле ущербное. Только страдая сами, мы учимся сострадать другому, преодолевать страдания, стремимся к иному, более достойному бытию. Итак, страдание возвышает, придает человеку мудрости. Вместе с тем страдание должно иметь смысл, иначе вместо прогресса души оно приведет лишь к ее деградации. Страдание должно быть нс просто осмысленным, его смысл позиционирован как ценность для данного индивида, является оправданием его мучений. Нам представляется, что философия, религия и искусство являются такими областями бытия, в которых наиболее полно и сознательно формируется именно такое, умудренное отношение к страданию. Чрезмерно ригористичное отношение к страданию (например, у стоиков), как, впрочем, и религиозный культ страдания, трактуемого как испытание и имеющего значение лишь в связи с загробным существованием человека, смягчается, становится стимулом преображения земной жизни в искусстве. Нельзя не вспомнить, что уже в античности возникает теория ценности искусства как катарсиса, как того, что очищает душу, облагораживает ее, преодолевая физическое и душевное страдание. Синтез эстетики с философией дает нам романтическое отношение к страданию, культ героического отношения и деяния в условиях трагического бытия. Действительно, человек настолько духовен, насколько он может противостоять своему страданию, насколько он способен сочувствовать страданию чужому. Такую стойкость характера воспитывает эстетическая деятельность, так как творец тратит много усилий на создание своих произведений. И в этом смысле он должен быть |