Проверяемый текст
Государева Ольга Владимировна. Эстетическая культура как экзистенциальная потенция личности (Диссертация 2005)
[стр. 81]

невозможно никакое утверждение о мире упорядоченном или представленном в виде хаоса.
Даже такой философ-субъективист как И.
Г.
Фихте допускал, как известно, кроме «чистого Я» и некий толчок, «He-я»,
т.с.
определенную внешнюю, объективную реальность, своеобразную
«вещь-всебе».
Идеальная мировая грёза космического «Я», одинокого, обреченного на вечное движение ради движения, на идеальное становление, бессмысленное в целом, какими бы частными смыслами оно не было отмечено такое «Я» было бы абсолютным мировым безумием, фейерверком галлюцинаций, преобладанием фантазии над истиной.
Мир, который утверждается лишь через фантазию, тем самым отрицается как объективное бытие.
Самоутверждение мира здесь сродни его самоотрицанию.

Таким образом, нельзя не признать, что «субъективное» получает и имеет свой смысл лишь в тесной связи и в противопоставлении с «объективным» и наоборот; поскольку есть второе, постольку существует и первое.
Думается, можно сделать вывод, что само
но себе понятие «эстетизма» вместе со всеми своими категориями, оказывается глубоко антиномичным; красота и безобразие одновременно и субъективны, и объективны; они утверждают друг друга посредством отрицания.
При этом речь, конечно, идет
не просто о теоретической антиномии, но антиномии, пронизывающей собой всю эстетическую реальность человека на уровне его восприятии.
Человек необходимо эстетизирует мир, наделяя его красотой.
В противном случае он не мог бы существовать в мире, не смог бы выжить, эволюционировать в направлении диалектического нарастания противоборства добра и зла, гармонии и дисгармонии, симметрии и асимметрии.
Представим себе отношение человека к миру как
внеэстетическое, нейтральное.
В гаком случае мир оказался бы для человека невыносимо скучным и пустым.
И в этом смысле не могло бы возникнуть чувство страха.
В контексте наших рассуждения необходимо различать «страх-боязнь» (эмпирический феномен) и «метафизический страх», как нечто
81
[стр. 63]

объективного, уже нет оно растворяется в идее, в духе, в идеальном начале.
А поскольку само понятие «идеальное», «идея» обозначает то, что противополагается объективному, то без последнего исчезает и первое.
Остается одно пустое абстрактное понятие «грезящей реальности».
Отвергнув её составные части, мы должны отвергнуть целиком и полностью и данное понятие.
Вряд ли поэтому в научном исследовании имеет смысл продвигаться в направлении этого очевидного тупика.
К тому же не менее очевидно и то, что весь наш субъективный опыт определен и сформирован некими объективными условиями, внешней реальностью.
Природная и социальная среда формирует и всю нашу систему эстетических восприятий, эстетических суждений.
Такие эстетические категории, как «симметрия», «порядок», «гармония», «хаос» свойственны и объективной реальности и без признания последней теряют всякий смысл.
Представляется, что без главных эстетических противопоставлений вообще невозможно никакое утверждение о мире упорядоченном или представленном в виде хаоса.
Даже такой философ-субъективист как И.
Г.
Фихте допускал, как известно,' кроме «чистого Я» и некий толчок, «He-я»,
т.е.
определенную внешнюю, объективную реальность, своеобразную
«вещь-в-себс».
Идеальная мировая грёза космического «Я», одинокого, обреченного на вечное движение ради движения, на идеальное становление, бессмысленное в целом, какими бы частными смыслами оно не было отмечено такое «Я» было бы абсолютным мировым безумием, фейерверком галлюцинаций, преобладанием фантазии над истиной.
Мир, который утверждается лишь через фантазию, тем самым отрицается как объективное бытие.
Самоутверждение мира здесь сродни его самоотрицанию.

Итак, нельзя не признать, что «субъективное» получает и имеет свой смысл лишь в тесной связи и в противопоставлении с «объективным» и наоборот; поскольку есть второе, постольку существует и первое.
Думается, можно сделать вывод, что само
по себе понятие «эстетизма» вместе со всеми своими категориями, оказывается глубоко антиномичным; красота и безобразие 63

[стр.,64]

64 одновременно и субъективны, и объективны; они утверждают друг друга посредством отрицания.
При этом речь, конечно, идет
нс просто о теоретической антиномии, но антиномии, пронизывающей собой всю эстетическую реальность человека на уровне его восприятии.
Человек необходимо эстетизирует мир, наделяя его красотой.
В противном случае он не мог бы существовать в мире, не смог бы выжить, эволюционировать в направлении диалектического нарастания противоборства добра и зла, гармонии и дисгармонии, симметрии и асимметрии.
Представим себе отношение человека к миру как
внсэстетическое, нейтральное.
В гаком случае мир оказался бы для человека невыносимо скучным и пустым.
И в этом смысле не могло бы возникнуть чувство страха.
В контексте наших рассуждения необходимо различать «страх-боязнь» (эмпирический феномен) и «метафизический страх», какнечто
неопределенное, безотчетное, предметом которого является ничто [См.: Лишаев С.А.
С.
156-177].
Последний вид страха, в основе которого лежит эстетическое отношение к миру, представляет собой страх-тоску (это экзистенциально-онтологическая характеристика самого человеческого «Я», характеристика, связанная с последней тайной свободы).
Испытывая такой «метафизический страх», боясь потерять самое прекрасное и дорогое, человек соприкасается со своей конечностью.
Однако, даже испытывая «страх-боязнь», возникающий в процессе восприятия реальности в аспекте ее безобразия и чудовищности, человек полагает «не-страшное», «приятное».
Поскольку без чувства страха невозможны и противоположные, позитивные чувства, не может проявиться способность различения «опасных» и «безопасных» явлений природы.
В этом смысле человек не смог бы противостоять опасностям природы, даже просто выжить.
Уже у животных имеется достаточно развитое чувство страха-боязни и эстетический инстинкт.
Представим себе, что человек видел бы в мире только его безобразную, чудовищную сторону.
В этом случае у него не было бы стимула к жизни и выживанию.
Он не нашел бы выхода из состояния глубокого

[Back]