неопределенное, безотчетное, предметом которого является ничто [См.: Лишаев С.А. С. 156-177]. Последний вид страха, в основе которого лежит эстетическое отношение к миру, представляет собой страх-тоску (это экзистенциально-онтологическая характеристика самого человеческого «Я», характеристика, связанная с последней тайной свободы). Испытывая такой «метафизический страх», боясь потерять самое прекрасное и дорогое, человек соприкасается со своей конечностью. Однако, даже испытывая «страх-боязнь», возникающий в процессе восприятия реальности в аспекте ее безобразия и чудовищности, человек полагает «не-страшное», «приятное». Поскольку без чувства страха невозможны и противоположные, позитивные чувства, не может проявиться способность различения «опасных» и «безопасных» явлений природы. В этом смысле человек не смог бы противостоять опасностям природы, даже просто выжить. Уже у животных имеется достаточно развитое чувство страха-боязни и эстетический инстинкт. Представим себе, что человек видел бы в мире только его безобразную, чудовищную сторону. В этом случае у него не было бы стимула к жизни и выживанию. Он не нашел бы выхода из состояния глубокого пессимизма и отчаяния. В силу этого этическое начало без эстетического не смогло бы сформироваться; животное состояние подавило бы все остальные человеческие потенции: человек сам бы превратился в некое чудовищное существо, и пребывал бы в аду уродливого и предельно обездушенного бытия. Отсутствие эстетического начала, впрочем как и его приоритет над другими началами, приводит к одному и тому же состоянию чудовищности человеческого сознания. Как видим, перед нами еще один эстетический парадокс. Можно предположить, что «метафизический страх» как раз и лежит в основании эстетической культуры как интегратора духовных и экзистенциальных аспектов (элементов) человека и социума. Осмысливая концепцию такого «страха», развитую в трудах Сёрена Кьеркегора, П.П. Гайденко обращает внимание, что названный феномен «открывает человеку 82 |
64 одновременно и субъективны, и объективны; они утверждают друг друга посредством отрицания. При этом речь, конечно, идет нс просто о теоретической антиномии, но антиномии, пронизывающей собой всю эстетическую реальность человека на уровне его восприятии. Человек необходимо эстетизирует мир, наделяя его красотой. В противном случае он не мог бы существовать в мире, не смог бы выжить, эволюционировать в направлении диалектического нарастания противоборства добра и зла, гармонии и дисгармонии, симметрии и асимметрии. Представим себе отношение человека к миру как внсэстетическое, нейтральное. В гаком случае мир оказался бы для человека невыносимо скучным и пустым. И в этом смысле не могло бы возникнуть чувство страха. В контексте наших рассуждения необходимо различать «страх-боязнь» (эмпирический феномен) и «метафизический страх», какнечто неопределенное, безотчетное, предметом которого является ничто [См.: Лишаев С.А. С. 156-177]. Последний вид страха, в основе которого лежит эстетическое отношение к миру, представляет собой страх-тоску (это экзистенциально-онтологическая характеристика самого человеческого «Я», характеристика, связанная с последней тайной свободы). Испытывая такой «метафизический страх», боясь потерять самое прекрасное и дорогое, человек соприкасается со своей конечностью. Однако, даже испытывая «страх-боязнь», возникающий в процессе восприятия реальности в аспекте ее безобразия и чудовищности, человек полагает «не-страшное», «приятное». Поскольку без чувства страха невозможны и противоположные, позитивные чувства, не может проявиться способность различения «опасных» и «безопасных» явлений природы. В этом смысле человек не смог бы противостоять опасностям природы, даже просто выжить. Уже у животных имеется достаточно развитое чувство страха-боязни и эстетический инстинкт. Представим себе, что человек видел бы в мире только его безобразную, чудовищную сторону. В этом случае у него не было бы стимула к жизни и выживанию. Он не нашел бы выхода из состояния глубокого пессимизма и отчаяния. В силу этого этическое начало без эстетического не смогло бы сформироваться; животное состояние подавило бы все остальные человеческие потенции: человек сам бы превратился в некое чудовищное существо, и пребывал бы в аду уродливого и предельно обездушенного бытия. Отсутствие эстетического начала, впрочем как и его приоритет над другими началами, приводит к одному и тому же состоянию чудовищности человеческого сознания. Как видим, перед нами еще один эстетический парадокс. Можно предположить, что «метафизический страх» как раз и лежит в основании эстетической культуры как интегратора духовных и экзистенциальных аспектов (элементов) человека и социума. Осмысливая концепцию такого «страха», развитую в трудах Сёрена Кьеркегора, П.П. Гайденко обращает внимание, что «метафизический» страх «открывает человеку основу его существования направленность его к ничто; ничто вот то, что предшествовало рождению человека, что составляло тайну его невинности, что побудило человека выйти из состояния невинности, переступить границу, отделяющую его от животного, вообще от всякого природного существа» [Гайденко П.П. Философия Фихте и современность. С. 265]. Ничего не скажешь верное наблюдение! И все же мы не должны четко различать человеческое (духовное) и природное начала. Культура, как продукт творческой деятельности, является, по нашему мнению, продолжением природы. Хотя человек и в состоянии (в отличие от животного) разрывать вечную связь природных сил, его источник движения по направлению к добру или, наоборот, к злу, не является таким уж свободным, чтобы можно было одинаково двигаться по этим двум диаметрально противоположным радиусам. Человек в этом смысле действительно находится на распутье и не может остаться в состоянии нерешимости. Вместе с тем эта нерешительность на него давит, так что он не в состоянии преодолеть ее. Но отсюда вовсе не следует то г вывод, к которому приходит Шеллинг: «Должно, следовательно, существовать какое-то общее основание беспокойного влечения, искушения к злу, хотя бы 65 |