Проверяемый текст
Волков, Владимир Николаевич. Суверенизация институтов российской государственной власти в условиях глобальной политико-правовой унификации (Диссертация 2008)
[стр. 23]

нравственные и традиционно-культурные нормы выступают главным ориентиром взаимодействия монарха и его подданных.
При этом нравственные нормы, как и моральные, не имеют обязательной юридической силы, и их несоблюдение не влечет юридической ответственности, означает Л Л синкретическое единство идеи суверенитета и идеи абсолютной власти .
То есть можно сказать, что в контексте теологического подхода идея суверенитета еще не выделилась в качестве самостоятельной и выступает в синкретической форме в виде нерасчлененного единства идей, обосновывающих независимость власти монарха.
Лишь позднее обосновывается необходимость контроля политической деятельности монарха со стороны церковных институтов.
При этом утверждается, что институт церкви опосредует и освящает действия главы государства, оформляет религиозно-политический правопорядок.

Очевидно, соразмерность светской и церковной власти, известная в истории как симфония власти, тем не менее не является универсальным способом развития суверенизации.
Например, в России институционализация суверенитета, имевшая место во времена правления Ивана Грозного, связана именно с разрушением имеющей византийские корни симфонии.
Освобождение от религиозного обоснования государственной власти, начавшееся в эпоху Возрождения и получившее развитие в эпохи Просвещения и Нового времени, имеет корни в гуманистическом мировоззрении, важнейшим следствием которого является рационализация мира.
Поэтому интерпретация различных явлений и процессов общественной жизни приобретает рациональный характер.
Характерная для того времени неоформленность национального государства не позволяет говорить о политическом единстве, Л Л См.: Шмитт К.
Политическая теология.
М., 2000; Хелд Д., ГольдблаттД., Макгрю Э., Перратон Дж.
Глобальные трансформации: Политика, экономика, культура.
М., 2004; Маритен Ж.
Человек и государство.
М., 2000.
23
[стр. 19]

мысляется и институционализируется по принципу «монарх-подданные»: «Он означает отдельную и трансцендентно верховную власть находящуюся не на вершине, но над вершиной» .
Следовательно, власть монарха является суверенной потому, что она верховна и независима по отношению к человеческим законам (позитивному праву), существующей светской и религиозной организации, он творец и высший источник всякого институционально-правового и властного.
Однако юридическая независимость суверена вовсе не означает фактической ограниченности его действий требованиями морали, нравственности, справедливости .
Отсутствие жесткой политико-правовой связи между монархом и народом, т.е.
взаимных юридических прав и обязанностей, предполагает, что существует два политических тела суверенный монарх и подданные, где духовно-нравственные и традиционно-культурные нормы и доминанты выступают ориентиром и критерием их взаимодействия.
Поэтому в силу того, что: «нравственные нормы, как и моральные, не имеют обязательной юридической силы, и их несоблюдение не влечет юридической ответственности» позволило многим правоведам отождествлять суверенитет с абсолютной властью .
Отсюда в последующих интерпретациях суверенитета, в рамках теологического подхода, обосновывается необходимость контроля за социально-властной деятельностью монарха со стороны церковных институтов.
При этом утверждается, что институт церкви опосредует и освящает действия главы государства, оформляет религиозно-политический правопорядок.

Все это привело к утверждению, что «единственным институтом, способным поддержать на Западе хоть какое-то подобие общественного поМаритен Ж.
Человек и государство.
М., 2000.
С.
41.
См.
подробнее об этом: Хеффе О.
Справедливость: Философское введение.
М., 2007.
См.
подробнее: Маритен Ж.
Указ.
соч.
С.
53.
19

[Back]