|
По нашему мнению, в контексте российского социально-философского и политико-правового дискурса обсуждение идеи национального суверенитета, как правило, имеет либеральную направленность, формирующую проблемное поле поиска наиболее адекватной социальной модели суверенизации для России. В этом смысле следует согласиться с авторами, утверждающими, что российский либерализм в силу национальной специфики вообще «превратился в квазирелигию, в рамках которой демократия воспринимается как набор догм, а не как развивающийся процесс, а государство и национальные интересы отодвигаются на второй план, чтобы защитить атомизированную личность, выдуманную в эпоху Просвещения» . Отечественные авторы всерьез начали задумываться о месте России в глобализирующемся мире. Так, Ю.А. Тихомиров справедливо пишет: «Правосознание и юридические нормы имеют глубокие корни в обществе, в его традициях и культуре. Правовые потребности зарождаются в глубинах общественной жизни. К тому же феномен правопреемственности означает, что у права и законов радиус действия нередко длиннее, чем у принявших их государств и государственных органов» . Поэтому отечественные институты «должны оцениваться и подвергаться контролю с точки зрения целей и норм социокультурной среды, в рамках которой они функционируют» . Согласимся, что «проповедь крайнего индивидуализма неплодотворна для прав человека, она ориентируется на эгоистическое, анархическое своеволие и снимает 76 Кольев А.Н. Нация и государство. Теория консервативной реконструкции. М., 2005. С. 621. Тихомиров Ю.А. Государство: Развитие теории и общественная практика // Правоведение. 1999. № 3. С. 3-14. 78 См.: Муромцев С.А. Определение и основное разделение права. СПб., 2005. С. 34. 80 |
информационной открытости, «разваливают» некогда устойчивое культурное ядро в прошлом относительно замкнутых национальных пространств. Нивелирование суверенного качества институтов государственной власти, развитие международно-правовых, гуманитарных и военных интервенции значительно сужают возможности государств противостоять данным процессам. При этом сверхсовременные информационные средства, ресурсная и технологическая развитость глобальных экономических субъектов, а также снижение суверенных качеств государств делают сопротивление глобальной модернизации практически невозможным. Воздействие вышеприведенных факторов раз и навсегда «взламывает» казавшиеся ранее достаточно устойчивыми барьеры между различными правокультурными и этнополитическими пространствами. Массовая культура глобализации в этих обстоятельствах оказывается сильнее культурного ядра национальной идентичности, которое под ее воздействием включается в качестве составляющей общегражданской идеологии, сохраняясь на уровне фольклорных особенностей, культурных достопримечательностей. В настоящее время либерально-демократический проект модернизации государственно-правового устройства, принятый в нашей стране в начале 90-х гг., призванный сменить советскую идеологизированную систему, сам в конечном итоге превратился в идеологию, став при этом орудием для достижения власти, смены элит, перераспределения собственности и т.д., а свойственная этой идеологии концепция прав и свобод человека вообще вытеснила из политико-правовои жизни другие национальные доминанты: правды, справедливости, коммунитарно-соборного благосостояния. В этом плане совершенно справедливо отмечают современные отечественные теоретики государства и права, что российский либерализм в силу национальной специфики вообще «превратился в квазирелигию, в рамках которой демократия воспринимается как набор догм, а не как развивающийся процесс, а государство и национальные интересы отодвига65 ' ются на второй план, чтобы защитить атомизированную личность, выдуманную в эпоху Просвещения» . Отечественные авторы всерьез начали задумываться о месте России в глобализирующемся мире, так, Ю.А. Тихомиров справедливо пишет: «Правосознание и юридические нормы имеют глубокие корни в обществе, в его традициях и культуре. Правовые потребности зарождаются в глубинах общественной жизни. К тому же феномен правопреемственности означает, что у права и законов радиус действия нередко длиннее, чем у принявших их государств и государственных органов» . В этом плане следует отметить, что навязывание идеала либеральнодемократического порядка не знающей пределов модернизации истощает в конечном итоге запасы исторической памяти, от которой зависят культурная идентичность, стабильность и воспроизводство правовой упорядоченности общественных отношений. Поэтому ни правовые институты, ни политические структуры не могут и не должны быть независимыми от культур, в которых они действуют и на благо которым служат. Более того, последние, напротив, должны оцениваться и подвергаться контролю с точки зрения целей и норм социокультурной среды, в рамV 1 ках которой они функционируют . Согласимся, что «проповедь крайнего Кольев А.Н. Нация и государство. Теория консервативной реконструкции. М., 2005. С. 621. 70 Тихомиров Ю.А. Государство: Развитие теории и общественная практика // Правоведение. 1999. № 3. С. 3—14. На этом, например, настаивали представители дореволюционной юриспруденции в первую эпоху либерализации отечественного государства и права. Отмечалось, что правовой порядок должен основываться на духовно-культурных и национальных доминантах, преемственно развиваться с учетом позитивных и негативных явлений в государственно-правовой жизнедеятельности общества. Право и политика, подчеркивал, например, 66 индивидуализма неплодотворна для прав человека, она ориентируется на эгоистическое, анархическое своеволие и снимает значимость такой большой социальной проблемы, как обязанность и ответственность личности перед обществом» Поэтому либерально-демократическая модель, основанная на «разумном эгоизме», индивидуализме, свободе частного предпринимательства, священном характере частной собственности, сложившаяся на Западе, отражает совершенно иную систему ценностей, иной историческии, хозяйственный, политический и социальный опыт, нежели путь развития российской цивилизации. Сегодня не секрет, что глобализация отождествляется с «общемировым демократическим» режимом, она представлена в единой «безальтернативной» форме либеральной, где человек и его права находятся на вершине пирамиды ценностей. В рамках либеральной доктрины формирование публичных интересов связывается с развитием интернационализации мирового хозяйства, опосредующим взаимодействие между международными сетевыми организациями, формирующими надгосударственный экономическии порядок. В этом плане полагается, что фундаментальным регулятором глобального экономического развития является экономический интерес транснациональных корпораций и иных сетевых экономических субъеки тов, взаимодействие между которыми реализуется на основе все той же и классической схемы —стихийность рыночных регуляторов, перенесенных с локального, национального пространства на глобальный уровень взаимоС.А. Муромцев, должны отражать особенности создавшей их нации и во внутреннем строе своем представлять строгий порядок, органичный обществу. (См.: Муромцев С.А. Определение и основное разделение права. СПб., 2005. С. 34.) Лукашева Е.А. Права человека. М., 1999. С. 101. 67 |