Проверяемый текст
Вележев, Сергей Иванович; Нормативность и казуальность права (Диссертация 2005)
[стр. 23]

предполагавшие какого либо объяснения.
Их действенность определялась общим мнением сородичей.
Особенностями табу являлись бесспорность и общеобязательность, а самой страшной карой в отношении нарушителя был остракизм (изгнание из рода), практически равнозначный смертной казни, поскольку человек, изгнанный из рода, не мог быть принят обратно своими сородичами и тем более исключалась возможность его вхождения в другой род.
Табу уже содержали в себе основные принципы характерные для запретов, такие как: общеобязательность; ограничение и, следовательно, сужение абсолютной свободы; применение санкций в случае нарушения содержащихся в табу правил.
Свое метафорическое выражение табу получили в форме мифов
передаваемых от поколения к поколению и охватывающих всю без исключения жизнь первобытного человека.
Следует обратить внимание на то, что мифоили образотворчество первобытного человека непроизвольно; оно не суживается ни с какой иной познавательной системой.
Миф не есть какой-то жанр, как жанром, например, является рассказ.
Миф получается непроизвольно и содержит в себе образное представление действительности в форме нескольких метафор, где нет логической, формально-логической казуальности (в современном понимании), где вещь, пространство и время понимаются нерасчлененно и конкретно и где человек и мир субъектно-объектно едины.
Подобная нерасчлененность обусловливает отсутствие в мифах (по крайней мере, на ранних стадиях мифотворчества) разделения морали и права, однако, и данное обстоятельство особенно важно, в мифах уже функционирует образность (отражающая борьбу и бесконечную взаимозаменяемость неба и преисподней), которая впоследствии преобразуется в правовые и этические понятия (права и
1беззакония; дурного и хорошего; зла и добра и т.д.) .
Запреты-табу содержащиеся в мифах коренным образом отличалось от запретов в современном понимании этого термина, табу
(как уже отмечалось1 1См.: Фрейденберг О.А.
Миф и литература древности.
М., 1978.
С.
24-25.
[стр. 74]

представлениями о множественности и то, что сейчас воспринимается нами как единичность, для него было частью все той же множественности.
В силу этой основной особенности мышления первобытный человек отождествляет своего вожака со всем коллективом людей и каждого члена этой безличной людской группы считает равным другому, а также и всем вместе1.
По всей видимости, именно коллективность человеческого бытия, отсутствие личностного отношения к индивиду и, как следствие этого невозможность существования субъективных прав и свобод позволяют нам сделать вывод о том, что в данный период развития человеческое общество представляет собой образец общества мира и взаимного согласия, поскольку невозможно нарушить то, чего в данный момент просто не существует.
Вместе с тем, автору представляется возможным сделать вывод о том, что именно в этот период человеческого развития оформляются определенные правила, сыгравшие впоследствии роль предпосылок правовых запретов.
Прежде всего, это «табу» представлявшие собой своеобразные «первозапреты» и не предполагавшие какого либо объяснения.
Их действенность определялась общим мнением сородичей.
Особенностями табу являлись бесспорность и общеобязательность, а самой страшной карой в отношении нарушителя был остракизм (изгнание из рода), практически равнозначный смертной казни, поскольку человек изгнанный из рода не мог быть принят обратно своими сородичами и тем более исключалась возможность его вхождения в другой род.
Табу уже содержали в себе основные принципы характерные для запретов, такие как: общеобязательность; ограничение и, следовательно сужение абсолютной свободы; применение санкций в случае нарушения содержащихся в табу правил.
Свое метафорическое выражение табу получили в форме мифов
1 См.: Давыдов Ю.Н.
Укрощение Левиафана, или социальные потенции обычного согласия (воля всех и ее судьба в концепции разделения властей Джона Локка).
// Политические исследования.
1994.
№ 2.
С.
149.


[стр.,75]

передаваемых от поколения к поколению и охватывающих всю без исключения жизнь первобытного человека.
Следует обратить внимание на то, что мифоили образотворчество первобытного человека непроизвольно; оно не суживается ни с какой иной познавательной системой.
Миф не есть какой-то жанр, как жанром, например является рассказ.
Миф получается непроизвольно и содержит в себе образное представление действительности в форме нескольких метафор, где нет логической, формально-логической казуальности (в современном понимании), где вещь, пространство и время понимаются нерасчлененно и конкретно и где человек и мир субъектно-объектно едины.
Подобная нерасчлененность обусловливает отсутствие в мифах (по крайней мере на ранних стадиях мифотворчества) разделения морали и права, однако, и данное обстоятельство особенно важно, в мифах уже функционирует образность (отражающая борьбу и бесконечную взаимозаменяемость неба и преисподней), которая впоследствии преобразуется в правовые и этические понятия (права и
беззакония; дурного и хорошего; зла и добра и т.д.)1.
Запреты-табу содержащиеся в мифах коренным образом отличалось от запретов в современном понимании этого термина, табу
не содержали скольконибудь подробного объяснения того, для чего и с какой целью они существуют.
Кроме того, передача мифов в устной форме на протяжении длительного периода, неизбежно приводила к искажению содержащейся в них информации, что нередко лишало запрет элементарного смысла.
Эти, а также другие обстоятельства безусловно затрудняли использование табу в качестве действенных социальных регуляторов, требуя их коренного пересмотра.
В свою очередь прогресс в области использования запретов был невозможен без принципиальных изменений в сфере человеческого общежития.
Последние, были связанны в первую очередь с выделением человека в качестве 1См.: Фрейденберг O.A.
Миф и литература древности.
М., 1978.
С.
24-25.

[Back]