|
Прежде всего, к императиву морали, ДОЛ1 7 любви и участия и дедукции нравственной нормы с позиций ценности. В кантианской метафизике нравов рассматривается не норма, опирающаяся на способ практического принуждения, а лишь моральное самопринуждение и совестное удостоверение долга следования такой норме. Императив как «формула веления» выступает в двух формах; птпотетической и категорической. Гипотетический императив принуждает к действию как средству для субъективно-доброго действия. Категорический императив выражает «форму акта самопринуждения к действию, непосредственно доброму»'. Категорический императив требует, чтобы самопринуждение совершалось безотносительно к потребностям и склонностям, а гипотетический императив предполагает эти естественные цели cy6 beiera. Однако, оба императива в идеале описывают не действия, а акт определения себя к нему. Тем не менее, категорический императив более совместим с прагматическим свойством действия, с неотъемлемой целесообразностью любого человеческого поступка. Нравственный долг предписывает человеку оказывать помощь, нуждающимся в ней, т.е. другим. В то же время кантовские максимы «включают два не сразу заметных обстоятельства; правомерность поведения (решение ничем не умалить собственности и благополучия других вообще) и предположение, что каждый может собственными силами добиваться своего счастья»’. Человек с такой максимой уважает принципы чужого счастья, имущества и благополучия, а так же уважительно относится к чужой способности достичь всего этого. Этот человек не чужд моральных законов, так как его «безразличие» к благополучию других сопряжено с почтением перед «совершенной» обязанностью в отношении других. Максима уважения и честности «без благотворящей любви» противоречива и поэтому должна быть ею дополнена, как, впрочем, и сочувствием, советом, наставлением и т.д. 135 ' Там же, с.ЗЗ. ’ Там же, С.73. |
общественной собственности, согласие на сексуальные отношения, благодетельность, порядочность, благодарность, ответственность, справедливость, терпимость, сотрудничество [99, 214 и т.д.]. Формирование нравственных качеств, чувств и мышления, конструирование и обогащение мира нравственных ценностей и нравственного совершенствования человека начинается с той "точки отсчёта", которая предполагает потенциально или актуально существующую человечность каждого человека. "Как бы ни велика была роль среды, природы, общества и, возможно, иных внешних реальностей в жизни человека, именно он является самым очевидным носителем, субъектом и творцом нравственных реальностей. Сформировавшийся, ставший человек способен радикально изменять приоритеты. Как существо самостоятельное, он способен без конца овладевать, взращивать и творить добро. И быть в этом смысле активным, ведущим, целевым началом, по отношению к которому все остальное: общество, природа, другие субстанциальные реальности, в лучшем случае могут выступать в качестве условия, среды и средства для человека" [93,с.232].Приведённый тезис определяет тенденцию, выражающуюся в усилении роли индивидуального начала в нравственном развитии человека. В пятых, распространение имморализма предопределяет обращение к имманентно-критическому анализу этического наследия классиков философии. Для данной работы несомненный интерес представляет исследование А.К.Судакова, посвященное анализу методической структуры этической рефлексии И.Канта [21]. Наш эвристический интерес обращен, прежде всего, к императиву морали, долгу любви и участия и дедукции нравственной нормы с позиций ценности. В кантианской метафизике нравов рассматривается не норма, опирающаяся на способ практического принуждения, а лишь моральное самопринуждение и совестное удостоверение долга следования такой норме. Императив как "формула веления" выступает в двух формах: гипотетической и категорической. 43 Гипотетический императив принуждает к действию как средству для субъективно-доброго действия. Категорический императив выражает "форму акта самопринуждения к действию, непосредственно доброму" [там же,с.ЗЗ]. Категорический императив требует, чтобы самопринуждение совершалось безотносительно к потребностям и склонностям, а гипотетический императив предполагает эти естественные цели субъекта. Однако, оба императива в идеале описывают не действия, а акт определения себя к нему. Тем не менее, категорический императив более совместим с прагматическим свойством действия, с неотъемлемой целесообразностью любого человеческого поступка. Нравственный долг предписывает человеку оказывать помощь, нуждающимся в ней, т.е. другим. В то же время кантовские максимы "включают два не сразу заметных обстоятельства: правомерность поведения (решение ничем не умалить собственности и благополучия других вообще) и предположение, что каждый может собственными силами добиваться своего счастья" [там же,с.73]. Человек с такой максимой уважает принципы чужого счастья, имущества и благополучия, а так же уважительно относится к чужой способности достичь всего этого. Этот человек не чужд моральных законов, так как его "безразличие" к благополучию других сопряжено с почтением перед "совершенной" обязанностью в отношении других. Максима уважения и честности "без благотворящей любви" противоречива и поэтому должна быть ею дополнена, как, впрочем, и сочувствием, советом, наставлением и т.д. Человек представляет своё разумное бытие как безусловную ценность. Поэтому субъективная дедукция нравственных принципов происходит в рефлексивном углублении объективного его смысла. Кант останавливается на "объективном" законе морали и полагает провозглашаемую этим законом ценность так же "объективной". Однако, как убедительно показал А.К.Судаков, нормы имеют объект-субъектную природу, которая является таковой по причине своей безусловности и субстанциальности провозглашаемой в ней ценности. |