|
более наклонны будут к добру» [Там же.С.46]. В одних семьях детей не отучали от грубых манер и грубых ответов, в других дети не смели даже сесть при родителях без позволения на то, отвечали на вопрос только стоя. Интересны на этот счёт воспоминания о детстве Елизаветы Петровны Глебовой-Стрешневой (1751-1837), записанные её внучкой Н.П.Бреверн. Наталья Петровна вспоминает: «Мать её скончалась, когда ей было 7 лет, отец безгранично любил младшую дочь, баловал. Все домашние преклонялись перед ней, и надо полагать, что самое это чрезмерное баловство развило в ней непреклонную силу воли и деспотизм, отличавшие её до конца её жизни» [42.С.91]. Выполнение своих желаний девятилетняя девочка добивалась путём истерик, криков, болезненного притворства, хотя сама впоследствии говорила «Я также поняла, что уроню своё достоинство, если уступлю окружающим» [Там же]. Самодурство ребёнка доходило до того, что к любимой кукле девочки, которую звали Екатерина Ивановна, приставляли кормилицу, которой было поручено её одевать, и носить из комнаты в комнату. «Если в гостиной случалось кому-нибудь не кланяться Екатерине Ивановне, маленькая госпожа сердилась не на шутку и, уходя на свою половину, заставляла все общество ждать себя целый час к обеду, под предлогом, что у неё болит голова» [42.С.92]. Однако внуки Елизаветы Петровны, которые воспитывались у неё, получили противоположное воспитание: «Воспитание, которое получили эти несчастные дети, в продолжение долгого времени занимали всю Москву. Строгость их бабушки была так велика, что они при ней едва осмеливались открыть рот. Вечером они даже боялись подходить к свету, и молодые девушки по несколько часов вязали в темноте и распускали свою работу только для того, чтобы иметь вид, как будто заняты каким-нибудь делом. Утром они с ней здоровались и затем должны были стоять около 158 |
В каждую эпоху всегда есть новое и старое, положительное и отрицательное, есть традиции и есть нововведения. И это естественно. С одной стороны: «... перед нами поразительно невежественное и грубое общество, лишенное руководящего света нравственных идеалов, предаётся разгулу животных страстей. Внешний мишурный блеск принимает за блеск красоты и увлекается им» (239,3). С другой «нравственность общественная, несомненно, изменилась к лучшему под влиянием разных обстоятельств государственной и общественной жизни...» (239,98). По многим описаниям и рассказам современников того периода можно с достаточной полнотой воспроизвести тогдашнее воспитание и обучение детей в семье. В одних домах детям «давалось слишком много вольности, не употреблялось против них ни малейшей строгости», а в других придерживались иного взгляда: «дети, воспитанные в строгости, более наклонны будут к добру» (239,46). В одних семьях детей не отучали от грубых манер и грубых ответов, в других дети не смели даже сесть при родителях без позволения на то, отвечали на вопрос только стоя. Интересны на этот счёт воспоминания о детстве Елизаветы Петровны Глебовой-Стрешневой (1751-1837), записанные её внучкой Н.П.Бреверн. Наталья Петровна вспоминает: «Мать её скончалась, когда ей было 7 лет, отец безгранично любил младшую дочь, баловал. Все домашние преклонялись перед ней, и надо полагать, что самое это чрезмерное баловство развило в ней непреклонную силу воли и деспотизм, отличавшие её до конца её жизни» (42.91). Выполнение своих желаний девятилетняя девочка добивалась путём истерик, криков, болезненного притворства, хотя сама впоследствии говорила: «я также поняла, что уроню своё достоинство, если уступлю окружающим» (42.91). Самодурство ребёнка доходило до того, что к любимой кукле девочки, которую звали Екатерина Ивановна, приставляли кормилицу, которой было поручено её одевать, и носить из комнаты в комнату. «Если в гостиной случалось кому-нибудь не кланяться Екатерине Ивановне, маленькая госпожа 86 сердилась не на шутку и, уходя на свою половину, заставляла всё общество ждать себя целый час к обеду, под предлогом, что у неё болит голова» (42,92). Однако, внуки Елизаветы Петровны, которые воспитывались у неё, получили противоположное воспитание: «Воспитание, которое получили эти несчастные дети, в продолжение долгого времени занимали всю Москву. Строгость их бабушки была так велика, что они при ней едва осмеливались открыть рот. Вечером они даже боялись подходить к свету, и молодые девушки по несколько часов вязали в темноте и распускали свою работу только для того, чтобы иметь вид, как будто заняты каким-нибудь делом. Утром они с ней здоровались и затем должны были стоять около стола, за которым она пила кофе ...» (42,96). Из различных источников, как исторических, так и художественных, складываются представления о частной жизни человека XVIII века. Частная жизнь русского человека связана с семьёй. Семья одно из самых удивительных явлений, в котором начинается, развивается, зреет повседневное бытие человека. Наша семья, по утверждению В.Я.Стоюнина, развивалась и слагалась при самых неблагоприятных исторических условиях. Однако, в XVIII в. русская семья все же сохранила свою главенствующую роль. Семейный союз был достаточно крепок и прочен. Однако весь быт дворянства, как равно и воспитание детей, было затронуто европеизацией, что сказалось даже на брачном возрасте невесты, который был сдвинут до 17-19 лет. Черты нового семейного уклада всё активнее проникают в российскую действительность. Прежние домостроевские установки (муж глава семьи и дома, жена полная раба своего хозяина) не соответствовали новым взглядам новой эпохи. Это, на наш взгляд, можно объяснить тем, что ещё в XVI в. семья являлась отдельной, независимой единицей общества и выразилась она в известном «Домострое». Советы «Домостроя» клонились к тому, чтобы семью обособить от внешнего мира, полная монастырская замкнутость вот основы семейной жизни. В воспитании детей преследовались только личные или 87 |