|
2) не установлены частота встречаемости и коэффициенты корреляции этих связей1; 3) в статистических методах измерения имеется методологический изъян «профили» индивидуальных преступных проявлений не сохраняются, а суммируются, вследствие чего факторные зависимости разрушаются без 2 возможности их восстановления . Наконец, нет главного в криминалистических характеристиках иерархического «дерева» типовых версий для каждой методики расследования отдельных видов преступлений. Поэтому затруднительно практически пользоваться такими характеристиками для построения, разработки версий и последующего планирования их проверки. Однако этого же нет и в механизме преступления. Наша гипотеза состоит в предположении о том, что рассматриваемые категории соотносятся между собой как цель и средство. Криминалистическая характеристика преступления выступает целью, а механизм преступления —средством. Только путем исследования механизма появится результат. Цель, как известно, представляет собой идеальный или реальный предмет сознательного или бессознательного стремления субъекта; финальный результат, на который преднамеренно направлен процесс3. Такая постановка задач, по мнению А.Ф. Лубина, имеет глобальное значение, «если учитывать, что преступная деятельность и деятельность по расследованию преступлений это различные формы проявления одного эпистимологического уровня. Та и другая деятельность являются «порождаемыми» от более общей «порождающей» структуры человеческой деятельности вообще. Иначе говоря, криминалистическая наука хотела бы вскрыть определенные закономерности поведения homo criminal («человека преступного») и на этой основе строить по1 Подробно об этом см.: Баев О.Я. И всс же: реальность или иллюзия (еще раз о криминалистической характеристике преступлений // Вестник криминалистики. Вып. 1 ( 3 ) .М., 2002.С . 19-23. 2 См. об этом: Л убгт А.Ф. Механизм преступной деятельности. Методология криминалистического исследования. Н. Новгород, 1997. С. 39 и др. 3 Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия // 2CD, 2005. 59 |
4 го, сама методология криминалистического исследования преступной деятельности нуждается в переосмыслении и “опережающем” развитии. В криминалистике нет проблем, которые прямо или косвенно не были бы связаны с познанием преступной деятельности. Иногда создается впечатление, что сказано все или почти все. Но как только поставить вопросы о критериях полноты и качества получаемых результатов, о пригодности того инструментария, с помощью которого происходит приращение научного знания, то становится ясно, что в этом направлении научного поиска нашими соотечественниками и зарубежными коллегами достигнуты скромные результаты. Имеются достаточно веские основания утверждать, что российская криминалистика и западная “полицейская технология” в настоящее время лишь начинают “самоосознавать” приоритетность и трудоемкость задач, которые необходимо решать в неотложном порядке. Прежде всего, речь идет о таких задачах, которые связаны с установлением наиболее общих закономерностей исследования корреляционных связей и отношений между элементами преступной деятельности. При этом нужно выполнить обязательные условия: выявленные связи должны носить закономерный характер; эти связи должны быть выражены в количественных показателях. Такая постановка задач имеет глобальное значение, если учитывать, что преступная деятельность и деятельность по расследованию преступлений это различные формы проявления одного эпистимологического уровня. Та и другая деятельность являются “порождаемыми” от более общей “порождающей” структуры человеческой деятельности вообще (Дж. Клир). Иначе говоря, криминалистическая наука хотела бы вскрыть определенные закономерности поведения homo criminal (“человека преступного”) и на этой основе строить поведение homo investigation (“человека расследующего”). Претензии криминалиста в этом смысле можно сравнить лишь с достижением цели, которую поставил себе homo self-knowledge (человек самопознающий). Это, безусловно, цель на все времена. 30 ма жестких методических правил по причине своей неконструктивности и аморфности. Они не отвечают, по крайней мере, трем основным требованиям: 1) выделенные элементы и признаки в криминалистической характеристике определенного вида преступлений не всегда существенны (порой случайны по происхождению), а те, которые необходимы, отсутствуют (например, как правило, дается возраст расхитителей, но не приводятся данные о преступных связях субъектов); 2) не установлены частота встречаемости и коэффициенты корреляции этих связей; 3) в статистических методах измерения имеется методологический изъян “профили” индивидуальных преступных проявлений не сохраняются, а суммируются, вследствие чего факторные зависимости разрушаются без возможности их восстановления. Наконец, нет главного в криминалистических характеристиках иерархического “дерева” типовых версий для каждой методики расследования отдельных видов преступлений. Поэтому затруднительно практически пользоваться такими характеристиками для построения, разработки версий и последующего планирования их проверки. Тогда же возникли первоначальные рабочие гипотезы о возможности типизации “следовых картин", обусловленных типичными же способами совершения отдельных действий, которые выбрали типичные субъекты для подготовки и совершения хищений в отдельных отраслях экономики. Органическим недостатком этих схем-моделей являлась невозможность их верификации. Слишком уязвима была методология “ручной работы”, даже если речь шла только о связке “субъекты хищения способы следы хищения”. Кроме того, не была решена “проблема центрального понятия”. Произошла существенная, хотя и временная потеря методологической ориентации. Ретроспективный анализ исследовательской ситуации того времени показывает, что сейчас необходимо: |