|
* 74 адаптации. В деревнях положительная детерминация в значительно большей степени определяется непосредственным и продолжительным общением с переселенцами. Поэтому маркирующая составляющая образа в целом не содержит уничижительного оттенка и только количественная составляющая обладает потенциалом тревожности. На первый взгляд всё это означает, что в деревне адаптация должна протекать быстрее и успешнее, чем в городе. Однако такой вывод, по меньшей мере, спорен. Так, проблема адаптации городских мигрантов деревне переводится в плоскость адаптации и взаимодействия людей, вышедших из различных социумов и имеющих различное социальное положение. Как справедливо отмечает французский социолог П. Бурдье, «ничто так не далеко друг от друга и так не невыносимо, как социально далекие друг другу люди, которые оказались рядом в 1физическом пространстве» . Мигранты, поселившиеся в деревне, в большей степени ощущают потребность в понимании и поддержке от людей своего социального круга таких же переселенцев, как они сами. Отсюда выявленная у мигранто неадекватность восприятия местных жителей. Всего 37% вынужденных мигрантов, живущих в Белгороде, и 19% тех, кто обосновался в сельской * местности, не отметили никаких отрицательных качеств у местных жителей. Особенно впечатляет расхождение с оценкой мигрантов жителями деревни. Среди всех названных отрицательных качеств на первом месте в ответах респондентов мигрантов, устроившихся в городе, стоит пьянство (22%), затем следует инертность (7%), медлительность (7%) и сплетничество (5%). Мигрантам, поселившимся в деревне, пьянство «местных» бросается в глаза с ещё большей силой (46%), а вот на втором и третьем местах по частоте встречаемости в их ответах оказываются недостаток культуры, завистливость (по 10%), замкнутость и леность (по 9%). Об этом подробно речь пойдёт при характеристике социокультурных индикаторов. ’ Бурдье П. Социология политики М., 1993. С. 30. |
138 людей, вышедших из различных социумов, с занимаемым внутри них различным социальным положением, разными социальными ролями. Причем, данные наших и других исследований показывают, что исторически сформировавшиеся различия в социальной структуре русского этноса в России и его локальных групп за ее пределами играют негативную роль в процессе взаимодействия переселенцев и коренных жителей сельских районов РФ (Космарская, 1999а; Филиппова, 1997в). Как справедливо отмечает французский социолог П. Бурдье, "ничто так не далеко друг от друга и так не невыносимо, как социально далекие друг другу люди, которые оказались рядом в физическом пространстве" (Бурдье, 1993, с.30). А поэтому, чтобы избавиться от социальных и психологических травм, неизбежных при перемещении в новую социальную среду, мигранты, поселившиеся в деревне, в большей степени ощущают потребность в понимании и поддержке от людей своего социального круга — таких же переселенцев, как они сами. Отсюда выявленная у мигрантов неадекватность восприятия коренных жителей (р0,05). Негативный образ другого, как известно, — это защитная реакция, направленная на сохранение прежней этнокультурной идентичности и свидетельствующая о субъективных трудностях адаптации в инокультурной среде (Лебедева, 1993). Данные трудности связаны с нелегким выбором такого варианта адаптации, который не приводил бы к полной утрате своих культурных особенностей, который обеспечивал бы сохранение группы как целого. Однако, если сохранение и культивирование этнои социокультурных отличий может играть позитивную роль на первых порах проживания в новом окружении, то в дальнейшем оно может стать тормозом на пути вхождения в новый социум. Наличие стремления к внутригрупповой консолидации при отсутствии стремления к консолидации с новым окружением свидетельствует об отчужденном и, в определенной степени, изолированном друг от друга существовании переселенческой и принимающей общин. Такое положение не нормально и длительно существовать не может. Оно чревато возникновением острых социальных коллизий, что в свою очередь не позволяет |