Проверяемый текст
Кирилина, Алла Викторовна; Гендерные аспекты языка и коммуникации (Диссертация 2000)
[стр. 60]

60 Левый член каждой из оппозиций атрибутируется мужественности, а правый женственности.
Каждая пара признаков составляет самостоятельную оппозицию, не имеющую
причинно-следственнои связи с принадлежностью людей к тому или иному полу.
Однако половой диморфизм, имеющий место в реальности человеческого существования, все же рассматривается сквозь призму женственности / мужественности.
Каждому из полов приписывается набор соответствующих качеств, играющих важную роль в создании прототипа мужского и женского в общественном и индивидуальном сознании.
Так, в древнекитайской мифологии и натурфилософии обнаруживаются два противоположных начала темное инь и светлое ян, практически постоянно выступающие в парном сочетании.

Такая символика, подчеркивающая дуализм мужского и женского начал, существовала и в дописьменный период, получая иконографическое выражение.

Миф об андрогинах также отражает дихотомию пола, раскрывая принцип гармонии, которая воцаряется при соединении мужского и женского начал.

Еще Аристотель отождествлял мужское начало с духовным, с формой, а женское с телесным, с материей.
Согласно его взглядам, мужское начало придает форму и движение материальному (женскому) и вносит в него душу [Аристотель 1927: 254].
Такой взгляд на два начала сохранился практически до наших дней, и лишь философия постмодернизма систематически подошла к переосмыслению понятии женственности и мужественности, что, однако, мало отразилось на стереотипах обыденного сознания.
Так, проблема женственности и мужественности подробно обсуждалась в трудах русских философов серебряного века Бердяева, Эрна, Иванова, Булгакова, Розанова, Соловьева, Мережковского, Флоренского.

С одной стороны, философы переводили метафорические
[стр. 135]

природа культура; активность пассивность; рациональность иррациональность, логика эмоции; дух материя; власть подчинение.
Левый член каждой из оппозиций атрибутируется мужественности, а правый женственности.

Важно подчеркнуть, что каждая пара признаков составляет самостоятельную оппозицию, не имеющую причинно-следственной связи с принадлежностью людей к тому или иному полу.
Однако половой диморфизм, имеющий место в реальности человеческого существования, все же рассматривается сквозь призму женственности/мужественности.
Каждому из полов приписывается набор соответствующих качеств, играющих важную роль в создании прототипа мужского и женского в общественном и индивидуальном сознании.
Так, в древнекитайской мифологии и натурфилософии обнаруживаются два противоположных начала темное инь и светлое ян, практически постоянно выступающие в парном сочетании:
“Первоначально инь означало, видимо, теневой (северный) склон горы.
Впоследствии при распространении бинарной классификации инь стало символом женского начала, севера, тьмы, смерти, земли, луны, четных чисел и т.п.
А ян, первоначально, видимо, означавшее светлый (южный) склон горы, соответственно, стало символизировать мужское начало, юг, свет, жизнь, небо, солнце, нечетные числа и т.п...
Предполагают, что в основе этой символики лежат архаические представления о плодородии, размножении и о фаллическом культе”(Мифы народов мира, т.1, с.547).
Такая символика, подчеркивающая дуализм мужского и женского начал, существовала и в дописьменный период, получая иконографическое выражение.

В индоевропейском мифологии “находящемуся на небе отцу сияющему небу соответствует оплодотворяемая небом обожествляемая земля (часто в противоположность светлому богу “темная”, “черная”) как женское божество мать” (Там же, с.528).
В индоевропейской мифологии также прослеживается мотив единства неба и земли как 135

[стр.,136]

“древней супружеской пары прародителей всего сущего” (Там же).
Связь основных движущих сил мироздания с мужским и женским началом отмечается и в других культурах ( ср.
Ранги отец-небо и Папа матьземля в полинезийской мифологии и т.д.) Миф об андрогинах также отражает дихотомию пола, раскрывая принцип гармонии, которая воцаряется при соединении мужского и женского начал.
Очевидно, что в основе понятий “мужественность/женственность” лежит концептуализация человеческого опыта и “телесная метафора”.
Эти категории отражают классифицирующую деятельность человеческого сознания, выводимую из названной уже “сферы опыта”.
Наличие двух типов людей мужчин и женщин мотивировало название философских категорий “женственность” и “мужественность”, составив 1егбит сотрагайотз (базу сравнения) метафоры.
Как понятия метафорические “мужественность” и “женственность” обнаруживают ряд специфических свойств.
Означая “перенос”, метафора состоит “в употреблении слова, обозначающего некоторый класс предметов, явлений и т.п., для характеризации или наименования объекта, входящего в другой класс” (ЛЭС, с.296).
Таким образом, метафора ассоциирует две различные категории объектов и потому семантически двойственна: она имеет два плана, что составляет наиболее существенный ее признак.
Употребление метафоры в качестве номинации актуализирует в сознании два класса объектов тот, с которым сравнивают, и тот, который сравнивают.
Базой сравнения является в этом случае некоторая общая черта сравниваемых объектов.
Метафора представляется “ как пересечение двух концептуальных систем в целях применения к основному субъекту метафоры свойств и ассоциативных импликаций, связываемых с ее вспомогательным субъектом” (Там же, с.297).
Механизм метафоризации обнаруживает закономерности, обусловленные действием 136

[стр.,138]

идентичные сущности и противопоставляются мужчинам и мужественности как отрицательное положительному.
Такой взгляд на мужское и женское начала сохранился практически до наших дней, и лишь философия постмодернизма систематически подошла к переосмыслению понятий женственности и мужественности, что, однако, мало отразилось на стереотипах обыденного сознания.
Так, проблема женственности и мужественности подробно обсуждалась в трудах русских философов серебряного века Бердяева, Эрна, Иванова, Булгакова, Розанова, Соловьева, Мережковского, Флоренского
(подробный анализ их концепций по обсуждаемому вопросу дан в монографии О.В.
Рябова (1997).
Отметим лишь, что с одной стороны, философы переводили метафорические черты мужественности и женственности в модус долженствования и прескрипции, приписывая реальным мужчинам и женщинам в качестве обязательных признаки философских понятий женственность и мужественность.
Названные факты могут быть объяснены, как уже говорилось, при помощи телесной метафоры.
Механизм переноса состоит в следующем: варьирование плана содержания языковых единиц в рамках когнитивного подхода к семантике не есть варьирование значений, а есть модификация исходного фрейма, осуществляющаяся в каждом конкретном акте речи в результате специфических когнитивных преобразований (Баранов, Добровольский, 1990, с.455).
При этом грани между собственно языковым и неязыковым значением стираются.
Таким образом “метафорические значения одного слова выводятся не из его “прямого” значения, а из соответствующей концептуальной структуры фрейма или сценария с помощью определенных концептуальных преобразований” (Там же, с.454).
Так или иначе, сами понятия “мужественность” и “женственность” получили категориальный статус и рассматривались в качестве 138

[Back]