разрешается в пользу этнического Я. Чаще всего это наблюдается у представителей этносов-наций, не имеющих своей государственности. В 1983 г. В Москве был опубликован французский перевод книги С.И. Брука “Население мира”, дающей описание каждой страны с “этнодемографической” точки зрения. Несколько месяцев спустя в газете “Юманите” от 29 февраля 1984 г. Генеральный секретарь Французской коммунистической партии Ж. Марше опубликовал открытое письмо к ЦК КПСС, в котором выразил свое “живейшее возмущение”, вызванное этой работой. Он говорил, что автор “под прикрытием этнографической классификации /.../ хочет разделить население нашей страны на тех, кого называет “французами”, по его мнению, их сорок четыре миллиона, или 82,5 % всего населения, и /.../ эльзасцев, фламандцев, бретонцев, басков, каталонцев, корсиканцев, евреев, армян, цыган и других”. Ж. Марше цитирует также отрывки из книги, где говорится, например, что “эльзасцолотарингцы сродни немцам”. Основная мысль статьи заключается в том, что “эти утверждения отвратительные и смешны /.../ . Для них, (эльзасцев, фламандцев, британцев и др.), как и для всех граждан нашей страны, француз это любой мужчина или любая женщина, имеющие французское гражданство. Франция не многонациональное государство: это одна страна, один народ, плод долгой истории. Любая попытка, использующая случайные критерии, граничащие с расизмом, определить как не “чистого” француза того или иного члена французского сообщества оскорбление национального сознания. Никто здесь не может ее принять, и наша партия меньше чем кто бы то ни было”. Эта реакция скорее всего основана на различном подходе к проблеме нации, чем на действительных политических или исторических разногласиях. Чтобы объяснить эго различие, нужно вспомнить, что понятие “нация” имеет разную историю в различных европейских странах. “Существуют темы, весьма характерные для России и кране редкие во Франции. Так например, проблемам “национального характера языка” 51 |
26 может действительно представлять собой что-то вроде непрерывного, неформального, постоянно самоутверждающегося плебисцита. Важно отметить, что человек, как носитель признаков такой социально-этнической общности как нация, сохраняет все свои этнические свойства. Но это выражается прежде всего, в несовпадении “Яидентификации” с этносом и “Я-идентификации” с государством. Чаще всего государственная территория отождествляется в сознании личности с этнической территорией, национальность с гражданством и т.д. Но если складывается ситуация, когда гражданское и этническое Я личности не совпадают, конфликт разрешается в пользу этнического Я. Чаще всего это наблюдается у представителей этносов-наций, не имеющих своей государственности. В 1983 г. в Москве был опубликован французский перевод книги С.И.Брука “Население мира”, дающей описание каждой страны с “этнодемографической” точки зрения. Несколько месяцев спустя в газете “Юманите” от 29 февраля 1984 г. Генеральный секретарь Французской коммунистической партии Ж.Марше опубликовал открытое письмо к ЦК КПСС, в котором выразил свое “живейшее возмущение”, вызванное этой работой. Он говорил, что автор “под прикрытием этнографической классификации /.../ хочет разделить население нашей страны на тех, кого называет “французами”, по его мнению, их сорок четыре миллиона, или 82,5 % всего населения, и /.../ эльзасцев, фламандцев, бретонцев, басков, каталонцев, корсиканцев, евреев, армян, цыган и других”. Ж.Марше цитирует также отрывки из книги, где говорится, например, что “эльзасцо-лотарингцы сродни немцам”. Основная мысль статьи заключается в том, что “эти утверждения отвратительные и смешны /.../ . Для них, (эльзасцев, фламандцев, британцев и др.), как и для всех граждан нашей страны, француз это любой мужчина или любая женщина, имеющие французское гражданство. 27 Франция не многонациональное государство: это одна страна, один народ, плод долгой истории. Любая попытка, использующая случайные критерии, граничащие с расизмом, определить как не “чистого” француза того или иного члена французского сообщества оскорбление национального сознания. Никто здесь не может ее принять, и наша партия меньше чем кто бы то ни было”. Эта реакция скорее всего основана на различном подходе к проблеме нации, чем на действительных политических или исторических разногласиях. Чтобы объяснить это различие, нужно вспомнить, что понятие “нация” имеет разную историю в различных европейских странах. “Существуют гемы, весьма характерные для России и кране редкие во Франции. Так например, проблемам “национального характера языка” (сагас1еге пайопа1 с!,ипе 1апцие) серьезно изучается лингвистами в России, тогда как сочинения на эту же тему вряд ли были бы опубликованы во Франции. Сам факт изучения этого вопроса говорит, по крайней мере, о том, что в конце нашего века существование национального характера языка признано в России, но не во Франции” [6]. В дореволюционной Франции французский язык ни в коем случае не был “национальным”, а был необходимым языком администрации и интеллектуальной элиты. Революция изменила точку зрения на этот вопрос: триумф французского языка стал триумфом Нации и Разума”. В Германии, напротив, в это время общность языка служила признаком для определения нации и основой требования единого национального государства. Французская нация представляет собой политический проект (рго]е1 роПйцие), рожденный в упорной политической и общественной борьбе. Немецкая нация, наоборот, появилась сначала в трудах интеллектуалов-романтиков как вечный дар, основанный на общности языка и культуры. В данном случае язык был сущностью нации, тогда |