денежного обращения и установление жесткой эмиссионной политики), таможенный протекционизм и поощрение экспорта. Русская художественная литература XIX века содержит немало свидетельств тому, что общество испытывало естественное уважение к инициативе, деловой сметке и справедливой расчетливости, восхищение отлаженным хозяйственным механизмом и приносимым им изобилием. Россия как бы жила ожиданием хозяина, трезвого практичного человека, способного организовать экономический, материальный мир, заставить его продуктивно работать с выгодой для себя и окружающих. Другое дело, что мы, в большинстве знакомые с тенденциозно отобранными и снабженными соответствующими комментариями произведениями того периода, часто забываем (или не знаем) о «буржуазных» романах П.Боборыкина, где чувствуется искреннее восхищение неустанным движением деловой жизни купеческой Москвы в противоположность тихому загниванию и уходу в небытие Москвы дворянской, об образах хозяина у Гоголя (Костанжогло, Муразов), Гончарова (Штольц), Мамина-Сибиряка (Привалов). В России практицизм, умноженный на личную хозяйственную инициативу, как и везде, являлся предпосылкой становления частного предпринимательства. Многие из знаменитых купеческих династий XIX в. имели крестьянские корни или постепенно в несколько поколений, поднялись из мелких торговцев (таковы были Абрикосовы, Гучковы, Губонины, Солдатенковы и многие другие известные фамилии). Повседневный практицизм мелких торговцев, ремесленников, разбогатевших крестьян лежал в основе формирования значительной части русского предпринимательского класса. Как подчеркивает, например В.В. Радаев, это индивидуальное частное хозяйство, главным образом мелкое и среднее, составляло «низовой» сегмент русского делового мира в противоположность крупному промышленному предпринимательству, как правило, в своем генезисе и функционировании тесно связанному с государством. На основе генезиса российского предпринимательства из двух источников и развития его в двух основных социокультурных измерениях 118 |
225 Горах" говорит: "Фабричный человек — урви ухо, гнилая душа, а мужик — что куколь: сверху сер, а внутри бел... Грешное дело фабриками его на разврат приводить... Да и то сказать, что на фабриках-то крестьянскими мозолями один хозяин сыт. <...> Не фабрики, кустарей по какому ни на есть промыслу разводить — вот что надо"1. Главным аргументом противников индустриально-капиталистического развития было утверждение, что оно ведет к пролетаризации значительных масс населения, утрате корней, разрушении сложившегося образа жизни и нравственных устоев. Русский публицист второй половины XIX в. писал: "Земледелец зарыл зерно в землю, но прозябания его и оплодотворения ожидает свыше. Земледельческий народ есть самый набожный, а также и самый миролюбивый, крепкий и благонравный. Он вместе и самый покорный царю. Он привязан к родной земле своей, которая его взрастила. Мастеровой ничего не ожидает от Бога, а все от машин, и, ежели б Господь не насылал на него болезней, то он едва ли бы когда вспомнил о Боге. Сообщество нескольких сот или тысяч мастеровых, и живущих, и работающих всегда вместе, не имеющее никакой собственности, питает в них дух буйства и мятежа. Частые мятежи в английских портовых городах служат тому доказательством"1. Общественное мнение стало склоняться в сторону индустриализации России в последней четверти XIX века, под влиянием реальных успехов российского делового мира, которые наглядно продемонстрировали Всероссийские торгово-промышленные выставки в Нижнем Новгороде в 1882 и 1896 годах. И все это время хозяйственная жизнь находилась под пристальным вниманием общества. Однако индустриального развития было также немало сторонников, занимающих высокие государственные посты и реально способствующих росту промышленности. Так, министр финансов С.Ю. Витте проводил сознательный и четкий курс на развитие фабрично-заводского производства в России, имеющий целью в течение десяти лет догнать промышленно развитые страны Европы. Достижению целей должна была способствовать кредитная политика, денежная реформа (введение золотого денежного обращения и установление жесткой эмиссионной политики), таможенный протекционизм и поощрение экспорта. Русская художественная литература XIX века содержит немало свидетельств тому, что общество испытывало естественное уважение к инициативе, деловой сметке и справедливой расчетливости, восхищение отлаженным хозяйственным механизмом и 1 Мельников-Печерский П.И. В Лесах. Книга вторая. М., 1956, с. 155. 226 приносимым им изобилием. Россия как бы жила ожиданием хозяина, трезвого практичного человека, способного организовать экономический, материальный мир, заставить его продуктивно работать с выгодой для себя и окружающих. Другое дело, что мы, в большинстве знакомые с тенденциозно отобранными и снабженными соответствующими комментариями произведениями того периода, часто забываем (или не знаем) о "буржуазных" романах П.Боборыкина, где чувствуется искреннее восхищение неустанным движением деловой жизни купеческой Москвы в противоположность тихому загниванию и уходу в небытие Москвы дворянской, об образах хозяина у Гоголя (Костанжогло, Муразов), Гончарова (Штольц), Мамина-Сибиряка (Привалов) В России практицизм, умноженный на личную хозяйственную инициативу, как и везде, являлся предпосылкой становления частного предпринимательства. Многие из знаменитых купеческих династий XIX в. имели крестьянские корни или постепенно в несколько поколений, поднялись из мелких торговцев (таковы были Абрикосовы, Гучковы, Губонины, Солдатенковы и многие другие известные фамилии). Повседневный практицизм мелких торговцев, ремесленников, разбогатевших крестьян лежал в основе формирования значительной части русского предпринимательского класса. Как подчеркивает, например В.В Радаев, это индивидуальное частное хозяйство, главным образом мелкое и среднее, составляло "низовой" сегмент русского делового мира в противоположность крупному промышленному предпринимательству, как правило в своем генезисе и функционировании тесно связанному с государством. На основе генезиса российского предпринимательства из двух источников и развития его в двух основных социокультурных измерениях оформилась социальная неоднородность российского предпринимательства и двойственность его социальной позиции1 2. Одна группа российских предпринимателей была связана с государством, его протекционистской поддержкой и обслуживанием его потребностей, развивала крупную промышленность (в том числе и военную) и торговлю, транспорт, а также обслуживающие их финансовые учреждения. В целом для этой группы характерно слияние предпринимательской элиты с бюрократическим государственным аппаратом и высокая доля участия иностранного капитала. 1 Цит. по: П.А.Бурышкин. Москва купеческая. М., 1990, с. 45. 2 См. Радаев В.В. Два корня российского предпринимательства: фрагменты истории // Мир России. 1995, № 1, с. 171. |