|
народа и страны. И.К. Бабст жестко критиковал традиционную «лень», «патриархальность» и «рутину» и противопоставлял русским застойным «предубеждениям» «здравые понятия» западной экономической науки. Будучи сторонником распространения в России передовых идей последней, Бабст пропагандировал такие этические ценности, как предприимчивость, смелость, способность идти на риск, личную ответственность, целеустремленность в накоплении богатства и развитии производства. При этом, стремясь быть ближе и понятнее массовому сознанию, Бабст преобразовывал ценности индивидуалистической предпринимательской этики в устойчивые для России ценности этики служения: рынок рисовался как «поле промышленных битв», предприниматель представал как богатырь Илья Муромец, вышедший на путь чести и славы. И в этой популистской риторике его взгляды смыкались с представлениями славянофилов, искавших особый облик русского купца. Независимость индивидуального предпринимательства, развитие необходимых для этого политических и гражданских свобод в начале XX столетия отстаивала группа «молодых» московских предпринимателей во главе с братьями Рябушинскими, А.И. Коноваловым, С.Н. Третьяковым и др. Они выступали за обеспечение полноты гражданских прав и свобод, отмену всех ограничений, стесняющих свободу частного предпринимательства, пересмотр налоговой системы, сокращение казенного хозяйства и непроизводственных расходов казны — против «гипертрофии экономических функций государства» (А.И. Коновалов), но не за его полное невмешательство в хозяйственную жизнь. Таким образом, государственное начало постоянно присутствовало в качестве фактора формирования российской экономической культуры, вступая в сложные взаимодействия с индивидуальным и общинным началом. Само же взаимодействие, интеграцию этих трех начал в российской социокультурной системе обеспечивала этика служения. Этика служения была важнейшим моральным началом в русской культуре до социалистической революции. Она выступала как сквозная нравственная идея, пронизывающая все социальные слои и сословия, все стороны жизни русского 129 |
236 лишь в накоплении капиталов, в спонтанном народном стремлении к накоплению и хозяйственному творчеству — залог процветания народа и страны. И.К. Бабст жестко критиковал традиционную "лень", "патриархальность" и "рутину" и противопоставлял русским застойным "предубеждениям" "здравые понятия" западной экономической науки. Будучи сторонником распространения в России передовых идей последней, Бабст пропагандировал такие этические ценности, как предприимчивость, смелость, способность идти на риск, личная ответственность, целеустремленность в накоплении богатства и развитии производства. При этом, стремясь быть ближе и понятнее массовому сознанию, Бабст преобразовывал ценности индивидуалистической предпринимательской этики в устойчивые для России ценности этики служения: рынок рисовался как "поле промышленных битв", предприниматель представал как богатырь Илья Муромец, вышедший на путь чести и славы. И в этой популистской риторике его взгляды смыкались с представлениями славянофилов, искавших особый облик русского купца. Независимость индивидуального предпринимательства, развитие необходимых для этого политических и гражданских свобод в начале XX столетия отстаивала группа "молодых" московских предпринимателей во главе с братьями Рябушинскими, А.И Коноваловым, С.Н. Третьяковым и др. Они выступали за обеспечение полноты гражданских прав и свобод, отмену всех ограничений, стесняющих свободу частного предпринимательства, пересмотр налоговой системы, сокращение казенного хозяйства и непроизводственных расходов казны — против "гипертрофии экономических функций государства" (А.И. Коновалов), но не за его полное невмешательство в хозяйственную жизнь. Таким образом, государственное начало постоянно присутствовало в качестве фактора формирования российской хозяйственной культуры, вступая в сложные взаимодействия с индивидуальным и общинным началом. Само же взаимодействие, интеграцию этих трех начал в российской социокультурной системе обеспечивала этика служения. Этика служения была важнейшим моральным началом в русской культуре до социалистической революции. Она выступала как сквозная нравственная идея, пронизывающая все социальные слои и сословия, все стороны жизни русского общества. В силу своей универсальности этика служения выполняла функцию объединяющего начала, посредством которого индивид соединялся и с общиной, и с обществом, и с 302 обустройство, достижительность и этика успеха, так и отрицание и осуждение этих установок. Однако в России же практические достижительные ценности уступали по своему значению ценностям аскриптивным в их разных вариантах: семейных, общинных, конфессиональных и, конечно, государственных. 5. Государство сыграло весьма значительную роль в формировании российской хозяйственной культуры. Эта роль принципиально отличалась от той, которую сыграло государство в развитии экономики Запада, государственное начало постоянно присутствовало в качестве фактора формирования российской хозяйственной культуры, вступая в сложные взаимодействия с индивидуальным и общинным началом. 6. Интеграцию индивидуально-достижительных, общинных и государственных начал в российской социокультурной системе обеспечивала этика служения Она выступала как сквозная нравственная идея, пронизывающая все социальные слои и сословия, все стороны жизни русского общества. В силу своей универсальности этика служения выполняла функцию объединяющего начала, посредством которого индивид соединялся и с общиной, и с обществом, и с государством. 7. В советский период русской истории сдвиги в балансе ценностной и социокультурной систем были более значительными, чем когда бы то ни было прежде — даже во время петровских реформ. Индивидуалистическое и общинное начала были жестко подавлены, подчинены идеологии, заменившей традиционную этику служения, и государственному контролю, ставшему безальтернативным. Однако даже в этих условиях мы наблюдаем подспудное сохранение практицизма, потребительского индивидуализма и солидаристских норм. 8. Главная проблема формирования постсоциалистической экономики и хозяйственной культуры состоит не в слабости индивидуалистических и прагматических мотивов, и не в пагубном влиянии государства или коллективистского сознания, а в структурной дезорганизации иерархии ценностей и всей социокультурной системы, разрушении нормативной и институциональной основы общества. Проблема современного периода состоит в том, что слишком интенсивное разрушение одних ценностей и насаждение других не сопровождалось созданием синтетического уровня, на котором было бы возможно продуктивное взаимодействие старого и нового. 9. В русской культуре есть все необходимые для успешного осуществления модернизации и постмодернизации компоненты: индивидуалистические и прагматические установки и этика успеха; ценности коллективизма и солидарности; этика противоположные ценности образуют, скорее, не «пары», а систему координат, полюса смыслового поля, внутри которого формируются промежуточные типы отношений. При таком подходе русская культура и история предстают уже не как арена непримиримой борьбы противоположностей, а как становление динамичной многоукладной системы. Внешне противоречивые ценности хозяйственной культуры — индивидуализм и достижительность, практицизм, общинный коллективизм и соборность, ориентации на государство и стремление к независимости от него, образуют инверсионные пары лишь в переломные моменты истории, в остальное время они находятся в состоянии подвижного равновесия. Интеграцию индивидуально-достижительных, общинных и государственных начал в российской социокультурной системе обеспечивала этика служения. Она выступала как сквозная нравственная идея, пронизывающая все социальные слои и сословия, все стороны жизни русского общества. В силу своей универсальности этика служения выполняла функцию объединяющего начала, посредством которого индивид соединялся и с общиной, и с обществом, и с государством. Православие, как и любая религия, определяет повседневную хозяйственную культуру не непосредственно, а на мировоззренческом уровне. Согласно православной хозяйственной этике, христианская добродетель хозяйствующего православного верующего состоит не собственно в профессиональном мастерстве и рациональном практицизме, а в постоянной ориентации на внутреннюю духовную работу, в помыслах о Боге и в любви к ближнему, воплощенных в конкретном мирском труде. Задача православия не столько в воспитании нравственного хозяина для мирской жизни, сколько подготовка мирского хозяина для жизни духовной. Обратной стороной такого понимания морали оказывается даже некоторое пренебрежение православия к "второстепенным" с духовной точки зрения ценностям, свидетельствующее о существующем здесь расхождении сфер высшей духовности и повседневной нравственности. Это расхождение имело негативные последствия, прежде всего для массовой мирской хозяйственной культуры. В советский период русской истории сдвиги в балансе ценностной и социокультурной систем были более значительными, чем когда бы то ни было прежде — даже во время петровских реформ. Индивидуалистическое и общинное начала были жестко подавлены, подчинены идеологии, заменившей традиционную этику служения, и государственному контролю, ставшему безальтернативным. Однако даже в этих условиях 308 |