|
много внимания. Вопреки официальным идеологическим установкам сформировался повышенный интерес к потребительству. С ним был связан и потребительский индивидуализм, который был минимально связан с конструктивной хозяйственной активностью и инициативой, но замыкал личность на удовлетворении потребностей. Коллективистское начало русского социокультурного комплекса подверглось ломке, и было полностью подчинено государству. Этому способствовало как развитие внутри общины, особенно сельской, сильных индивидуалистических тенденций, делающих ее менее устойчивой, так и апелляция большевиков к архаичным соборным и уравнительным стереотипам, сохранявшимся в русском менталитете [14]. Именно последнее обстоятельство сыграло решающую роль в разрушении многовекового уклада сельского хозяйства и успехе коллективизации. В тех субкультурах, где архаичная уравнительность перекрывалась сильным религиозным сознанием (в общинах русских сектантов) или устойчивой ортопраксией (у старообрядцев), наличие даже весьма сильного имущественного расслоения и индивидуальных прагматических установок не ускорило распада общин. Коллективизация там была осуществлена путем тотального насилия, что и привело к фактическому уничтожению (за ничтожными исключениями) этих в прошлом значительных и экономически влиятельных субкультур. На место традиционных форм межличностной солидарности — общины-«мира», артели, товарищества пришли социалистические коллективы. Православная идея соборности, приобретшая еще в середине прошлого века у славянофилов социальный смысл, была доведена здесь не только до полной профанизации, но и идеологизирована и политизирована. Причем если исторически распространенные в России формы коллективного бытия и хозяйствования позволяли сочетать коллективные и личные интересы, то нормой социалистического коллективизма стали отказ от личных интересов в пользу общественных, полное подчинение личности коллективу, превращение коллектива в институт контроля за индивидом. 134 |
240 Второй тип представляет собой индивидуальные, частные прагматические установки, которые приобрели периферийный и полумаргинальный статус. Это приводило к тому, что ориентация на личное потребление, накопление (пусть сугубо потребительское), вообще чрезмерная забота о материальном достатке, вознаграждении за труд (достойным считался труд бескорыстный), обустройстве быта и т.п. подвергались культурной репрессии. Следствием такой установки было невнимание к бытовой, повседневной жизни людей, пренебрежение условиями их жизни , а в конечном счете слабость не только повседневной, но и срединной культуры. «Героические» установки идеологизированной культуры социалистического периода ориентировали «сначала строить домны, а домики потом». Даже после преодоления трудностей, связанных с послереволюционной разрухой и страшными военными потерями, повседневная жизнь человека и ее обустройство всегда были на втором месте после решения «общенародных» задач. Отсюда дефицит, очереди, многомесячное ожидание товаров «по записи» — скудость рынка потребительских товаров, большие затраты времени и труда на элементарное обустройство быта заставляли уделять потреблению чрезвычайно много внимания. Вопреки официальным идеологическим установкам сформировался повышенный интерес к потребительству. С ним был связан и потребительский индивидуализм, который был минимально связан с конструктивной хозяйственной активностью и инициативой, но замыкал личность на удовлетворении потребностей. Коллективистское начало русского социокультурного комплекса подверглось ломке и было полностью подчинено государству. Этому способствовало как развитие внутри общины, особенно сельской, сильных индивидуалистических тенденций, делающих ее менее устойчивой, так и апелляция большевиков к архаичным соборным и уравнительным стереотипам, сохранявшимся в русском менталитете1. Именно последнее обстоятельство сыграло решающую роль в разрушении многовекового уклада сельского хозяйства и успехе коллективизации. В тех субкультурах, где архаичная уравнительность перекрывалась сильным религиозным сознанием (в общинах русских сектантов) или устойчивой ортопраксией (у старообрядцев), наличие даже весьма сильного имущественного расслоения и индивидуальных прагматических установок не ускорило распада общин. Коллективизация там была осуществлена путем тотального насилия, что и привело к фактическому уничтожению (за ничтожными исключениями) этих в прошлом значительных и экономически влиятельных субкультур. 241 На место традиционных форм межличностной солидарности — общины-"мирам, артели, товарищества пришли социалистические коллективы. Православная идея соборности, приобретшая еще в середине прошлого века у славянофилов социальный смысл, была доведена здесь не только до полной профанизации, но и идеологизирована и политизирована. Причем если исторически распространенные в России формы коллективного бытия и хозяйствования позволяли сочетать коллективные и личные интересы, то нормой социалистического коллективизма стали отказ от личных интересов в пользу общественных, полное подчинение личности коллективу, превращение коллектива в институт контроля за индивидом. В то же время, трудовой коллектив продолжал выполнять важную интегративную и организационную функцию: "Внешне может показаться, что разрушение русской общинной жизни, произошедшее в эпоху ускоренной индустриализации и урбанизации, должно было нарушить и идеалы соборности, атомизируя индивидов и подчиняя их только внешнему тоталитарному контролю. Однако соборные черты общинной жизни сохранялись в российском сознании. Они были воссозданы в жизни производственных коллективов советской эпохи. Эти коллективы представляли собой не только профессиональные объединения людей, но и служили особыми формами общения и повседневной человеческой коммуникации <...>, реальная внепроизводственная жизнь советских людей, не замыкаясь в семейных рамках, во многом переплеталась с производственной работой. <...> В условиях тоталитарного контроля и коммунальности те элементы соборности, которые сохранялись в жизни трудовых коллективов, становились своеобразным самозащитным механизмом для личности и специфической формой проявления ее свободы»1 2. Таким образом, в советский период русской истории сдвиги в балансе ценностной и социокультурной систем были более значительными, чем когда бы то ни было прежде — даже во время петровских реформ. Индивидуалистическое и общинное начала были жестко подавлены, подчинены идеологии, заменившей традиционную этику служения, и государственному контролю, ставшему безальтернативным. Однако даже в этих условиях мы наблюдаем подспудное сохранение практицизма, потребительского индивидуализма и солидаристских норм. 1 Ахиезер А.С., "Россия: критика исторического опыта" Новосибирск, 1997. С. 359-360: 343-346. 2 Степин В. Культура и становление цивилизованного рынка в России // Вопросы экономики. 1995, № 7, с. 77. |