|
Обустройство повседневной жизни, рационализация хозяйства была свойственна русской светской культуре, как и любой другой, о чем свидетельствует, в частности, «Домострой». Однако православное сознание накладывало на представление о практичности свой духовный отпечаток: мирская практичность и рациональность имели, в отличие от протестантизма и католицизма, сугубо земной смысл, лишались высшего духовного содержания. Духовным же идеалом оставался монах, аскет, странник, не привязанные к земным нуждам, не ищущие достатка и комфорта повседневного бытия. Более того, излишняя привязанность к мирским благам являлась помехой на пути духовного спасения, молитвенной сосредоточенности на высших внемирских идеалах. Особенно показателен русско-православный идеал странника — человека, который не связан никакими мирскими, повседневными заботами и обязательствами, дух которого не обременен преходящими, суетными заботами хозяина, а устремлен в бесконечность поиска Царства Божия. Отношение православия к практицизму и вообще к мирским хозяйственным заботам отражается в символике православного храма. Поскольку храм — соборный образ мира, его духовной сущности, то в нем есть место и человекухозяину. Однако, поскольку храм есть символический образ мира, то человекхозяин, как и всякая тварь, как все мирское, в нем предстает в преображенном, одухотворенном виде. Это не хозяин в полноте его практических расчетов, утилитарных устремлений и земных страстей, не труженик в его повседневных усилиях, — это духовная сущность трудящегося и хозяйствующего человека. Поэтому в православных храмах нет реалистических изображений процесса труда и хозяйствования, а также аллегорий добродетелей, связанных с хозяйством («Трудолюбие», «Бережливость» и т.п.), и пороков («Праздность», «Скупость» и проч.), подобно тому, как они изображаются в католических храмах. Если в православном храме изображается человек за работой, то такая фреска или икона, как и остальные фрески и иконы в храме, изображают не реальный процесс какого-то конкретного труда, а его духовную сущность. Здесь главное — не 144 |
249 Православная традиция не выработала специальной трудовой и профессиональной этики, рассматривая повседневный труд как добродетель в том случае, когда он наполнен аскетическим содержанием и благочестивыми помыслами. При этом не делается принципиальных различий между разными видами труда и профессиями — сельское хозяйство, ремесла, подневольный или самостоятельный труд и т.п. Тяжелые, грязные, самые непрестижные формы труда имеют такую же — если не большую — аскетическую ценность, как и все остальные. Для православной этики труда важно не его конкретное содержание, а духовные, моральные побуждения. Отсюда проистекает невнимание к форме — к конкретной профессии и профессиональному мастерству, к качеству работы, к орудиям труда и технологии, к внешнему оформлению и упаковке изделия: "Из принципа определения внешнего внутренним следовало и отсутствие интереса к форме, что проявлялось в самых разных аспектах. Так, например, качество вещи определялось по ее содержанию, по функциональности. (Возможно, с этими представлениями связано и пренебрежение русскими упаковкой товара, его эстетическим оформлением, и, напротив, принцип "через внешнее к внутреннему" в католическом и протестантском религиозном сознании повлиял на то, что внешняя эстетика быта была возведена в своего рода культ уже в секулярном сознании)"1. Узкопрофессиональное мастерство, совершенство в каком-либо одном деле, в отличие от западного понимания профессионализма, не почиталось добродетелью. Напротив, всегда больше ценился "мастер на все руки", универсал и дилетант, воплощающий представление об общеобязательности и универсальности труда как аскетической добродетели. Обустройство повседневной жизни, рационализация хозяйства была свойственна русской светской культуре как и любой другой, о чем свидетельствует, в частности, "Домострой". Однако православное сознание накладывало на представление о практичности свой духовный отпечаток: мирская практичность и рациональность имели, в отличие от протестантизма и католицизма, сугубо земной смысл, лишались высшего духовного содержания. Духовным же идеалом оставался монах, аскет, странник, не привязанные к земным нуждам, не ищущие достатка и комфорта повседневного бытия. Более того, излишняя привязанность к мирским благам являлась помехой на пути духовного спасения, молитвенной сосредоточенности на высших внемирских идеалах. Там же, с. 66.1 250 Особенно показателен русско-православный идеал странника — человека, который не связан никакими мирскими, повседневными заботами и обязательствами, дух которого не обременен преходящими, суетными заботами хозяина, а устремлен в бесконечность поиска Царства Божия. Отношение православия к практицизму и вообще к мирским хозяйственным заботам отражается в символике православного храма. Поскольку храм — соборный образ мира, его духовной сущности, то в нем есть место и человеку-хозяину. Однако, поскольку храм есть символический образ мира, то человек-хозяин, как и всякая тварь, как все мирское, в нем предстает в преображенном, одухотворенном виде. Это не хозяин в полноте его практических расчетов, утилитарных устремлений и земных страстей, не труженик в его повседневных усилиях, — это духовная сущность трудящегося и хозяйствующего человека. Поэтому в православных храмах нет реалистических изображений процесса труда и хозяйствования, а также аллегорий добродетелей, связанных с хозяйством ("Трудолюбие", "Бережливость" и т.п.), и пороков («Праздность», «Скупость» и проч ), подобно тому, как они изображаются в католических храмах. Если в православном храме изображается человек за работой, то такая фреска или икона, как и остальные фрески и иконы в храме, изображают не реальный процесс какого-то конкретного труда, а его духовную сущность. Здесь главное — не передача физического усилия, ловкости и мастерства, достоверности технологии, а скорее — аскетической сосредоточенности и духовного подъема тружеников (см., например, фреску "Жатва" в церкви Ильи Пророка в Ярославле (XVII в.)). Это отражает особенность православной хозяйственной этики, согласно которой христианская добродетель хозяйствующего православного верующего состоит не собственно в профессиональном мастерстве и рациональном практицизме, а в постоянной ориентации на внутреннюю духовную работу, в помыслах о Боге и в любви к ближнему, воплощенных в конкретном мирском труде. Поэтому наиболее распространенными из такого рода изображений являются картины труднического подвига святых (например, икона Св. Кирилла Белозерского, пекущего хлебы в русской печи). Смысл храмовых изображений трудящегося человека — не столько воспитание нравственного хозяина для мирской жизни, к чему стремятся в католических храмах, сколько воспитание мирского хозяина для жизни духовной Воспитание таких Там же. с. 90. 1 |