|
передача физического усилия, ловкости и мастерства, достоверности технологии, а скорее — аскетической сосредоточенности и духовного подъема тружеников. Это отражает особенность православной хозяйственной этики, согласно которой христианская добродетель хозяйствующего православного верующего состоит не собственно в профессиональном мастерстве и рациональном практицизме, а в постоянной ориентации на внутреннюю духовную работ}', в помыслах о Боге и в любви к ближнему, воплощенных в конкретном мирском труде. Поэтому наиболее распространенными из такого рода изображений являются картины труднического подвига святых (например, икона Св. Кирилла Белозерского, пекущего хлебы в русской печи). Смысл храмовых изображений трудящегося человека — не столько воспитание нравственного хозяина для мирской жизни, к чему стремятся в католических храмах, сколько воспитание мирского хозяина для жизни духовной. Воспитание таких повседневных нравственных добродетелей хозяина, как добросовестность, честность, справедливость, человеколюбие являются лишь самым первым, подготовительным этапом для начала подлинно духовного спасения. Обратной стороной такого понимания морали оказывается даже некоторое пренебрежение православия к «второстепенным» с духовной точки зрения ценностям, свидетельствующее о существующем здесь расхождении сфер высшей духовности и повседневной нравственности. Это расхождение имело негативные последствия, прежде всего для массовой мирской хозяйственной культуры. Высочайший духовный стандарт православного подвижника оказывался слишком высоким для простого мирянина, и недосягаемость идеала как бы «позволяла» снисходительно относиться к нарушениям простых моральных норм. Подрывалась и воспитательная роль церкви в целом: сосредотачиваясь на духовном окормлении, пастыри не уделяли должного внимания обычной нравственности, не заботились должным образом о ее привнесении в повседневную жизнь. На низкий статус ценностей практицизма повлиял православный монашеский идеал опрощения, согласно которому мирские блага, богатство и 145 |
14 этапе развития она могла, выжив в процессе самой радикальной общественной ломки, предстать в подчиненном, «снятом» виде, чтобы затем снова вернуться на круги своя. В историческом бытии русской культуры (в том числе и хозяйственной) противоположные ценности образуют, скорее, не антиномичные пары, а систему координат, полюса смыслового поля, внутри которого формируются промежуточные типы отношений. Эти полюса образуют практицизм и бескорыстие, коллективизм, общинные ориентации и индивидуализм, ориентации на государство и стремление к независимости от него. Интеграцию противоположных ценностей обеспечивает этика служения, являющаяся сквозной нравственной идеей русской культуры; — суть хозяйственной этики православия состоит не столько в ориентации на профессиональное мастерство и рациональный практицизм, сколько в постоянной ориентации на внутреннюю духовную работу, в помыслах о Боге и в любви к ближнему, воплощенных в конкретном мирском труде. Задача православия — не столько воспитание нравственного хозяина для мирской жизни, сколько подготовка мирского хозяина для жизни духовной. Воспитание таких повседневных нравственных добродетелей хозяина, как добросовестность, честность, справедливость, человеколюбие являются лишь самым первым, подготовительным этапом для начала подлинно духовного спасения. Однако обратной стороной такого понимания морали оказывается даже некоторое пренебрежение православия к "второстепенным" с духовной точки зрения ценностям, свидетельствующее о существующем здесь расхождении сфер высшей духовности и повседневной нравственности, что негативно влияет на повседневную хозяйственную культуру. Высокая хозяйственная и предпринимательская этика старообрядцев и сектантов в настоящее время не оказывает заметного влияния на хозяйственную жизнь общества. — в современной российской общественной мысли разрабатываются несколько базовых парадигм модернизации, каждая из которых представляет свою модель развития хозяйственной культуры — либеральная, либерально-консервативная, почвенническая. При весьма заметных различиях в их интерпретации направлений и целей развития России все они не отрицают необходимости преобразований в экономической, социальной и культурной сферах, однако парадигмы либерального толка делают акцент на развитии достижительности, а почвеннического — на обеспечении единства и идентичности общества. Таким образом, обе парадигмы укладываются в рамки 250 Особенно показателен русско-православный идеал странника — человека, который не связан никакими мирскими, повседневными заботами и обязательствами, дух которого не обременен преходящими, суетными заботами хозяина, а устремлен в бесконечность поиска Царства Божия. Отношение православия к практицизму и вообще к мирским хозяйственным заботам отражается в символике православного храма. Поскольку храм — соборный образ мира, его духовной сущности, то в нем есть место и человеку-хозяину. Однако, поскольку храм есть символический образ мира, то человек-хозяин, как и всякая тварь, как все мирское, в нем предстает в преображенном, одухотворенном виде. Это не хозяин в полноте его практических расчетов, утилитарных устремлений и земных страстей, не труженик в его повседневных усилиях, — это духовная сущность трудящегося и хозяйствующего человека. Поэтому в православных храмах нет реалистических изображений процесса труда и хозяйствования, а также аллегорий добродетелей, связанных с хозяйством ("Трудолюбие", "Бережливость" и т.п.), и пороков («Праздность», «Скупость» и проч ), подобно тому, как они изображаются в католических храмах. Если в православном храме изображается человек за работой, то такая фреска или икона, как и остальные фрески и иконы в храме, изображают не реальный процесс какого-то конкретного труда, а его духовную сущность. Здесь главное — не передача физического усилия, ловкости и мастерства, достоверности технологии, а скорее — аскетической сосредоточенности и духовного подъема тружеников (см., например, фреску "Жатва" в церкви Ильи Пророка в Ярославле (XVII в.)). Это отражает особенность православной хозяйственной этики, согласно которой христианская добродетель хозяйствующего православного верующего состоит не собственно в профессиональном мастерстве и рациональном практицизме, а в постоянной ориентации на внутреннюю духовную работу, в помыслах о Боге и в любви к ближнему, воплощенных в конкретном мирском труде. Поэтому наиболее распространенными из такого рода изображений являются картины труднического подвига святых (например, икона Св. Кирилла Белозерского, пекущего хлебы в русской печи). Смысл храмовых изображений трудящегося человека — не столько воспитание нравственного хозяина для мирской жизни, к чему стремятся в католических храмах, сколько воспитание мирского хозяина для жизни духовной Воспитание таких Там же. с. 90. 1 251 повседневных нравственных добродетелей хозяина, как добросовестность, честность, справедливость, человеколюбие являются лишь самым первым, подготовительным этапом для начала подлинно духовного спасения. Обратной стороной такого понимания морали оказывается даже некоторое пренебрежение православия к "второстепенным” с духовной точки зрения ценностям, свидетельствующее о существующем здесь расхождении сфер высшей духовности и повседневной нравственности. Это расхождение имело негативные последствия, прежде всего для массовой мирской хозяйственной культуры. Высочайший духовный стандарт православного подвижника оказывался слишком высоким для простого мирянина, и недосягаемость идеала как бы "позволяла" снисходительно относиться к нарушениям простых моральных норм. Подрывалась и воспитательная роль церкви в целом: сосредотачиваясь на духовном окормлении, пастыри не уделяли должного внимания обычной нравственности, не заботились должным образом о ее привнесении в повседневную жизнь. На низкий статус ценностей практицизма повлиял православный монашеский идеал опрощения, согласно которому мирские блага, богатство и знатность, комфортная, обустроенная жизнь ничего не значат в сравнении с духовным совершенством. Напротив, бедность, убожество повседневной жизни могут свидетельствовать о высоте духа, не скованного материальными интересами. Конечно, вне монастырей идеал опрощения редко исповедовался как прямой образец. (Лев Толстой и его последователи, исповедовавшие опрощение в повседневной жизни, скорее уникальный случай, связанный не с чисто православными традициями, но с особыми философскими взглядами). Однако в массовом сознании надолго закрепилось представление о том, что практическая устроенность бытия не составляет большого достоинства личности, что богатство духа и нравственность выше мирского практицизма. Погоня за богатством и предприимчивость не рассматривается православием (в отличие от протестантизма) в качестве угодной Богу деятельности, а богатство — свидетельства благодати. Напротив, здесь предполагается, что в стремлении к богатству и мирскому успеху всегда кроется возможность нарушения этических заповедей — в этом православие следует установкам первоначального христианства. Богатство само по себе также не является свидетельством нравственного достоинства. Поэтому российские предприниматели всегда стремились оправдать свое богатство и всю связанную с его накоплением деятельность с помощью благотворительности. Одним из первых видов благотворительности, наиболее широко |