После революции 1917 г. антирелигиозные преследования коснулись «духовных христиан» не сразу. В годы нэпа у молокан и духоборов, хорошо приспособленных к ведению как коллективного, общинного, так и индивидуального хозяйства появился шанс на экономическое возрождение. Однако он быстро исчерпался, поскольку их стремление к сохранению привычного коллективизма в рамках религиозных общин не устраивало новые власти. После 1929 г., когда началась сплошная коллективизация, гонения на сектантов усилились, поскольку они демонстрировали упорное нежелание отказываться от религиозной общности в пользу классовой, проводить раскулачивание зажиточных единоверцев и идти в колхозы. Лишь в середине 30-х гг. их «частнособственнические инстинкты» были сломлены. В постсоветский период возник особый интерес к экономической культуре русских сект. В ней многие исследователи увидели отечественный аналог протестантской этики, возможную благоприятную духовную среду для развития морального предпринимательства. Однако необходимо учитывать, что в настоящее время роль «духовного христианства» в религиозной и общественной жизни незначительна, хотя в общественном сознании и существует представление о духоборах и молоканах как носителях высокой экономической культуры. Некоторые ценности конфессиональной хозяйственной этики оказались весьма устойчивыми и сохранялись еще долго после того как сама религия утратила определяющее влияние на менталитет народа — в советский и постсоветский периоды истории. Высокая значимость моральных стимулов трудовой деятельности, традиция придавать больше значения содержанию труда, чем его форме, готовность к безвозмездному труду во имя идеи, привычка оценивать социальную значимость хозяйственных инициатив, недоверие к богатству. В постсоветский период в научных и религиозных кругах возобновились дискуссии об отношении Русской Православной Церкви к хозяйственной жизни. Большинство их участников склоняются к точке зрения, что смысл православия состоит исключительно в духовном спасении, однако в обществе растет интерес к 169 |
271 предпринимательства молокан еще больший, чем духоборов, был связан с религиозноморальной санкцией капиталистического, "рационального" способа ведения хозяйства, с созданием особых психологических предпосылок, раскрепощающих личную инициативу и личную ответственность. Это санкционирование вовсе не сводится к высокой оценке капитала и его обладателей... Но, освящая все виды труда, в том числе и те, которые мыслимы лишь при наличии богатства и непосредственно ведут к его возрастанию, молокане, подобно западноевропейским протестантам, приходили к моральному санкционированию самого богатства»1 2. Социальной базой молоканства была городская и сельская буржуазия, разночинцы и мещане — то есть представители тех слоев общества, которые изначально были заняты индивидуальным предпринимательством и в силу своих профессиональных занятий были предрасположены к рациональному отношению к миру. Люди, уходящие в секту, искали сознательного, а не обрядового или мистического постижения Истины. В силу этого молокане были весьма восприимчивы к достижениям науки и культуры. В конце XIX в. было создано "Общество образованных молокан", целью которого было объединение сектантов, стремящихся соединить интеллектуальное богопознание с познанием мира, с наукой. Молокане-предприниматели отличались интересом к внедрению технических новшеств, передовой агрикультуры, и общины молокан процветали, превосходя по своему благосостоянию и хозяйственным успехам и окружающих православных, и духоборов. В традициях и мировоззрении молокана исследователи видят наиболее полный аналог протестантской этики на российской почве3. Сектанты преследовались в царской России, общины вытеснялись на дальние окраины, жили изолировано от православного населения. И хотя их общины выделялись зажиточностью, этого оказалось недостаточно, чтобы оказать сколь бы то ни было существенное влияние на хозяйственную культуру России в целом. После революции 1917 г. антирелигиозные преследования коснулись "духовных христиан" не сразу. В годы нэпа у молокан и духоборов, хорошо приспособленных к ведению как коллективного, общинного, так и индивидуального хозяйства появился шанс на экономическое возрождение. Однако он быстро исчерпался, поскольку их стремление 1 Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. М.. 1994, т. 2, ч.1, с. 126. 2 Коваль Т.Б. "Духовные христиане": религиозное своеобразие и этика труда // Мир России, 1993, № 1, с. 56. 3 A. Buss. Die Wirtschaftsethik des russisch-orthodoxcn Christentums. Heidelberg, 1989, S. 91. 272 к сохранению привычного коллективизма в рамках религиозных общин не устраивало новые власти. После 1929 г., когда началась сплошная коллективизация, гонения на сектантов усилились, поскольку они демонстрировали упорное нежелание отказываться от религиозной общности в пользу классовой, проводить раскулачивание зажиточных единоверцев и идти в колхозы. Лишь в середине 30-х гг. их "частнособственнические инстинкты" были сломлены. В постсоветский период возник особый интерес к хозяйственной культуре русских сект. В ней многие исследователи увидели отечественный аналог протестантской этики, возможную благоприятную духовную среду для развития морального предпринимательства. Однако необходимо учитывать, что в настоящее время роль "духовного христианства" в религиозной и общественной жизни незначительна, хотя в общественном сознании и существует представление о духоборах и молоканах как носителях высокой хозяйственной культуры. Некоторые ценности конфессиональной хозяйственной этики оказались весьма устойчивыми и сохранялись еще долго после того как сама религия утратила определяющее влияние на менталитет народа — в советский и постсоветский периоды истории. Высокая значимость моральных стимулов трудовой деятельности, традиция придавать больше значения содержанию труда, чем его форме, готовность к безвозмездному труду во имя идеи, привычка оценивать социальную значимость хозяйственных инициатив, недоверие к богатству. В постсоветский период в научных и религиозных кругах возобновились дискуссии об отношении Русской Православной Церкви к хозяйственной жизни. Большинство их участников склоняются к точке зрения, что смысл православия состоит исключительно в духовном спасении, однако в обществе растет интерес к религиозной оценке и духовной санкции хозяйственной и предпринимательской деятельности. Показательно, что возврат религии в повседневную жизнь постсоветской России повторяет те же самые черты, которые составляли главные противоречия дореволюционной духовной жизни общества: внешнее благочестие, а по большей части еще более поверхностное и демонстративное, явно доминирует как над нравственностью, так и над подлинной духовностью. Точнее, новым российским предпринимателям, воспитанным в безрелигиозной, атеистической среде, в большинстве чуждо не только высшее духовное делание, но и систематическое повседневное обрядовое благочестие. |