|
ские размеры и столь высокую концентрацию в руках узкого круга собственников, что обращение ее на нужды неимущих — явление «естественного порядка». Между тем в «современном обществе» продолжают действовать традиционные экономические силы и интересы, которые согласуются с превентивными мерами в социальной сфере, призванными гарантировать от социальных и политических потрясений, которые характеризуются крупномасштабными экономическими потерями и социально-политическими деформациями. В конечном счете критерий экономической эффективности, защиты «интересов» прибыли остается решающим, приоритетным при принятии любого решения в социальной области, а тем более при формировании института социальной защиты населения. Содержание и масштабы мер по социальной защите на различных уровнях ее организации претерпевают изменения. Как правило, эти перемены связывают с движением современного общества к некоему «обществу социальной справедливости», предполагая, что в этом движении возрастет значение государственной социальной политики и государственных социальных программ. [238] Концепция социального рыночного хозяйства содержит немало противоречивых положений, в частности аргументации «преимуществ» рыночного хозяйства как по отношению к системе государственного капитализма, так и к системе централизованной плановой экономики советского типа. Так, например, основной довод в пользу социальных преимуществ, используемый Л.Эрхардом, состоит в том, что «неизбежным спутником планового хозяйства является более низкая по сравнению с рыночным хозяйством доля заработной платы в национальном доходе. Неизбежность данного явления усматривается не в относительно низкой производительности труда и принципиальных отличиях в каналах удовлетворения индивидуальных потребностей, а в значительном бюрократическом аппарате, поглощающем большую часть национального дохода, и в том, что национальный доход не предназначен для удовлетворения человеческого благосостояния». [260] |
интересов сохранения политического и социального устройства общества, заключенные в основных ориентирах экономики социального рыночного хозяйства. Вместе с тем «социальную ориентацию» рыночной экономики можно объяснить не только достигнутым очень высоким уровнем развития производительных сил, зрелыми экономическими отношениями, законодательными и исполнительными структурами государственной системы, но и новым качественным состоянием накопленной прибыли, которая приобретает столь гигантские размеры и столь высокую концентрацию в руках узкого круга собственников, что обращение ее на нужды неимущих — явление «естественного порядка». Между тем в «современном обществе» продолжают действовать традиционные экономические силы и интересы, которые согласуются с превентивными мерами в социальной сфере, призванными гарантировать от социальных и политических потрясений, которые характеризуются крупномасштабными экономическими потерями и социальнополитическими деформациями. В конечном счете критерий экономической эффективности, зашиты «интересов» прибыли остается решающим, приоритетным при принятии любого решения в социальной области, а тем более при формировании института социальной защиты населения. Содержание и масштабы мер по социальной защите на различных уровнях ее организации претерпевают изменения. Как правило, эти перемены связывают с движением современного общества к некоему «обществу социальной справедливости», предполагая, что в этом движении возрастет значение государственной социальной политики и государственных социальных программ [145]. На наш взгляд, концепция социального рыночного хозяйства содержит немало противоречивых положений, в частности аргументации «преимуществ» рыночного хозяйства как по отношению к системе государственного капитализма, так и к системе централизованной плановой экономики 15 советского типа. Так, например, основной довод в пользу социальных преимуществ, используемый Л.Эрхардом, состоит в том, что «неизбежным спутником планового хозяйства является более низкая по сравнению с рыночным хозяйством доля заработной платы в национальном доходе. Неизбежность данного явления усматривается не в относительно низкой производительности труда и принципиальных отличиях в каналах удовлетворения индивидуальных потребностей, а в значительном бюрократическом аппарате, поглощающем большую часть национального дохода, и в том, что национальный доход не предназначен для удовлетворения человеческого благосостояния» [139]. Разумеется, JI.Эрхард реально представлял, что относительно небольшие доли и фонда потребления, и фонда заработной платы в национальном доходе в условиях советской экономики отнюдь не прямой результат плановой системы, особенно в первые десятилетия послевоенного периода. Катастрофические разрушения материально-технической базы советской экономики, гигантские потери трудового и интеллектуального потенциала, нанесенные германской агрессией наиболее экономически развитым регионам России, равно как и «холодная война», начатая по инициативе США и Великобритании, решали стратегическую задачу — затормозить восстановление народнохозяйственного комплекса на многие десятилетия, побудить к милитаризации экономики. Вынужденная реализация этих «сверхзадач» не могла не деформировать структуру экономики и распределения национального дохода, что резко и крупномасштабно ослабило социальную ориентацию экономики. При этом попытка объяснить уровень жизни населения России «перегруженностью» бюрократического аппарата неубедительна, известно, что бюрократический аппарат в государственных структурах стран Запада отнюдь не меньше [151,156]. Далее отметим и то, что «...когда все усилия социальной политики, — полагал Л.Эрхард, — направлены на то, чтобы каждого человека уже с момента 16 |