Русская цивилистическая доктрина всегда была верна римской традиции, и институт владения не является в этом смысле исключением1. Есть ли основания утверждать, что для целей ответственности закон понимает владение как-то иначе, чем обычно? На этот вопрос следует, на наш взгляд, ответить отрицательно. Следует заметить, что в выборе между правом и фактом нормы ст. 1079 ГК РФ явно отдают предпочтение последнему. Фактическое обладание, материальная связь лица с вещью, то, что в римском праве называлось corpus possessions (тело владения)2, имеет в деле квалификации субъекта ответственности за причинение вреда источником повышенной опасности значительно большее значение, нежели право владения (ins possidendi), юридическая (идеальная) связь с вещью. Так, незаконный владелец источника повышенной опасности самостоятельно отвечает за причинение им вреда, а законный владелец, наоборот, от ответственности освобождается, хотя и продолжает оставаться обладателем права на вредоносный предмет (п. 2 ст. 1079 ГК РФ). Вместе с тем, право владения обычно носит характер квалифицирующего признака, а в отдельных случаях может даже «перевесить» фактический элемент3. В юридической науке и практике принято выделять два признака владельца источника повышенной опасности юридический и материальный, которые впервые выделены О.А. Красавчиковым4. Под владением вещью в гражданском праве понимается юридически обеспеченная возможность иметь у себя данное имущество, фактически обладать им и т.п.5 Юридический признак означает, что владельцем признается лишь то лицо, которое обладает соответствующим правомочием в отношении источника повышенной опасности. Таковыми могут быть право 1 Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права: По изд. 1916 г. М., 1998. -с. 230-232, 234. 2 Бартошек М. Римское право: понятия, термины, определения. М., 1989. -с. 92. 3 Власова А.Д. Указ. соч. -с. 102. 4 См.: Советское гражданское право. В 2 т./Под ред. О.А. Красавчикова. М., 1985. Т. 2. -с. 388-389. 5 Маттеи У., Суханов Е.А. Основные положения права собственности. М., 1999. -с. 311. 81 |
дения давно подмечен в литературе . Уже в Древнем Риме институт юридического владения {possessio) был внутренне противоречив, объединяя в себе правовой и фактический аспекты . Русская цивилистическая доктрина всегда была верна римской традиции, и институт владения не является в этом смысле исключением . Есть ли основания утверждать, что для целей ответственности закон понимает владение как-то иначе, чем обычно? На этот вопрос следует, на наш взгляд, ответить отрицательно. Поэтому источник повышенной опасности и не может являться деятельностью, так как деятельностью, как известно, владеть нельзя. Следует заметить, что в выборе между правом и фактом нормы ст. 1079 ГК явно отдают предпочтение последнему. Фактическое обладание, материальная связь лица с вещью, то что в римском праве называлось corpus possessions (тело владения) , имеет в деле квалификации субъекта ответственности за причинение вреда источником повышенной опасности значительно большее значение, нежели право владения (ius possidendi), юридическая (идеальная) связь с вещью. Так, незаконный владелец источника повышенной опасности самостоятельно отвечает за причинение им вреда, а законный владелец наоборот от ответственности освобождается, хотя и продолжает оставаться обладателем права на вредоносный предмет (п. 2 ст. 1079 ГК). Вместе с тем право владения, обычно, носит характер квалифицирующего признака,' а в отдельных случаях может даже «перевесить» фактический элемент, о чем мы скажем особо. Абз. 2 п. 1 ст. 1079 ГК приводит перечень оснований законного владения источником повышенной опасности. Этот перечень не является закрытым (законодатель при его изложении использует выражение «и т. п.»). Подробнее см.: Хвостов В. М. Система римского права. С. 272-273. О О О ' См.: Дождев Д. В. Римское частное право. С. 325. 389 См.: Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. С. 230-232. См.: Бартошек М. Римское право: понятия, термины, определения. С. 92. 170 234. |