|
ная концепция «гуманитарных интервенций». Она предоставляет развитым странам (а точнее США как единственной среди них действенной военной силе) право вмешательства в устанавливаемых ими самими формах и масштабах, вплоть до нанесения военных ударов, во внутренние дела стран, в которых, по их мнению, происходит нарушение установленных ими же «прав человека». Глобализация правопонимания и утрата этнокультурных правовых регулятивов, морально-нравственная деградация, кризис «семьи», утеря доверия к власти, релятивизация и деформация традиционных регуляторов и нормативных систем, в первую очередь религиозно-нравственных, и породили тот кризис современного западного правосознания, о котором все чаще упоминают сами же западные правоведы . Таким образом, на наш взгляд, очевидно, что лишь власть, ограничивающая себя во имя собственного народа, будет справедливой. Значит, правы были русские правоведы, утверждавшие о внутренней правде, о духовнонравственных границах произволу, что возможно лишь в рамках отдельного государства как носителя определенной культуры, истории, традиции, а не планетарной федерации. Как выше указывалось, идеологический плюрализм не более чем юридическая фикция, так как правовое мышление, а отсюда и система права, определяющая жизнь общества целиком, не может быть деидеологизированным, неангажированным. Псевдодеидеологизация права и правового мышления наносит вред общественному целому, потому что она порождает несправедливость, обеспечивая интересы близких к законодательной власти кругов (в случае с глобализацией это явная заинтересованность трансконСм.: Ковлер А.И. Исторические формы демократии: проблемы политико-правовой теории. М., 1990. С. 239-240; см. также: Маркузе Г. Одномерный человек. М., 1994. С. 4; Сметанников Д.С. Критические правовые исследования в США // Правоведение. 1999. № 3. С. 221; Рулан Н. Юридическая антропология: Учебник для вузов. М., 1999. С. 11. 144 |
Поэтому, на наш взгляд, очевидно, что лишь та власть, которая будет сама себя ограничивать во имя собственного народа, будет справедливой. Значит, правы были русские правоведы, говорившие о внутренней правде, о духовнонравственных границах произволу, что возможно лишь в рамках отдельного государства как носителя определенной культуры, истории, традиции, а не планетарной федерации. § 3. Идея социокультурной самобытности правового мышления и юридическая этнология Для того чтобы преодолеть сложившийся стандарт философско-правовых исследовательских схем, неизбежно приводящих к западноевропейским моделям правопонимания, необходимо отказаться от тех эпистемологических установок и методологических приемов, которые выработаны в русле европейского рационализма. В первую очередь, следует изменить современные подходы к пониманию права. Прежде чем стать продуктом разума, право было и остается продуктом культурно-исторической жизни общества, соответственно, наука должна видеть его как переживаемую, а не только как объективированную человеческую жизнь. Правопонимание должно исходить из того, что само оно является пониманием права, а не его познанием. Необходимо правопонимание, позволяющее видеть смысл права, а следовательно, и “переживаемую человеческую жизнь”. Для этого нужно отказаться от догм классической теории познания и рассмотреть право как феномен культуры, человеческой жизни, а не как элемент внешнего, по своим законам существующего общественного порядка. Ведь правопонимание смыслонаделение права, его осмысление. Универсального правопонимания, как и смысла, не может существовать, оно всегда индивидуально и очерчено национально-культурными, историческими границами. 424 плана, помноженное на кризис “семьи”, утерю доверия к власти, релятивизацию и деформацию традиционных регуляторов и нормативных систем, в первую очередь, религиозно-нравственных, и породили тот кризис современного западного правосознания, о котором говорят все чаще и чаще сами же западные правоведы1. Между тем право, как и государственность, является продуктом культуры, и радикальная формализация права результат исключительно западной правовой традиции. Безусловно, в праве заложены некоторые тенденции к формализации и абстракции, но их институционализация результат исторического развития европейского, в большей степени континентального права. Дело в том, что право несравнимо стабильней и надежней обеспечивает порядок в обществе в случае его органичной связи с традицией, религией, культурой народа. “Поверхностные, основанные на расчетах, калькуляции индивидуальных прав и свобод, отношения между людьми даже отдаленно не напоминают глубокие, исполненные различных оттенков (самопомощь, взаимопомощь, братЛ ство, солидарность и т.п.) связи между людьми традиционного общества” . Нормы и традиции собственного народа, освященные памятью предков, являются значительно более действенными регулятивами, чем рациональное мышление, особенно в тех культурах, в которых нет западной схемы рациональности. Поэтому формализация и рационализация права в западном варианте не могут не порождать нигилизм по отношению к закону, внесудебные формы разбирательства дел и т.п., так как централизованное правовое регулирование далеко не всегда оптимально для справедливого решения дела и обеспечения общественного порядка. Как подчеркивает А.И. Ковлер: “Правовой плюрализм позволяет гибко реагировать на различные жизненные ситуации и дает человеку разумные альтернативы поведения в этих ситуациях, в то время как государственно ориенти1См.: Ковлер А.И. Исторические формы демократии: проблемы политико-правовой теории. М., 1990. С. 239-240; Маркузе Г. Одномерный человек. М., 1994. С. 4; Сметанников Д.С. Критические правовые исследования в США // Правоведение. 1999. № 3. С. 221; Рулан Н. Указ. соч. С. 11. 2Мальцев Г.В. Очерк теории обычая и обычного права // Обычное право в России: проблемытеории, истории и практики. Ростов н/Д, 1999. С. 10. 449 |