Проверяемый текст
Торгашин, Андрей Алексеевич; Социально-экономические и общественно-политические условия развития межнациональных отношений в Бурятии (Диссертация 2005)
[стр. 63]

профессионализма работников, особенности образа и качества жизни и, наконец, социальный престилс, являющийся концентрированным отражением названных выше признаков.
В стратификации советского общества решающую роль играл политический капитал, определявшийся местом общественных групп в партийно-государственной
иерархии.
Место индивидов и групп в системе власти и управления предопределяло не только объем имевшихся у них распорядительных прав, уровень принятия решений,
но и круг социальных связей, масштаб неформальных возможностей.
Стабильность политической системы обуславливала устойчивость состава и положения политической элиты «номенклатуры», а также ее замкнутость и отчужденность от управляемых ею
1рупп.6 В 1990-е гг.
произошло ослабление роли политического компонента социальной стратификации.
На первое место выдвинулся экономический фактор, который характеризовался ролью общественных групп в управлении экономикой и экономическими преобразованиями, приватизации государственной собственности, а также возможностью распоряжаться материальными ресурсами.
Причастность к перераспределению государственной собственности начала определять социальный статус правящей элиты.
В 1990-е гг.
имело место изменение экономического потенциала общественных групп, в котором к концу десятилетия оформились, весьма условно, 3 компонента: владение капиталом, производящим доход; причастность к процессам распределения общественного продукта; уровень личных доходов и потребления.
Особая роль принадлежит первому компоненту: на протяжении рассматриваемого периода шел активный процесс формирования разнообразных форм негосударственной собственности (индивидуальной, групповой, кооперативной, акционерной и т.д.), возникновения разных типов капитала (финансового, торгового, промышленного).

63
[стр. 55]

распорядительные должности.
Причем значительно более половины таких должностей занимала прежняя политическая элита, реализующая советскую модель управленческой деятельности.
По мнению О.
Крыштановской, правящая элита на 69,9 % сформировалась из субэлит прежней старой номенклатуры (высшее руководство на 75 %, партийная элита на 57,1 %, региональная на 82,3 %, правительство на 74,3 %, бизнесэлита на 61 %).
Изменилось лишь соотношение удельных весов прежних субэлит.
[4] Представители нынешней политической элиты республики Бурятия также в большинстве своем были представителями советской и партийной номенклатуры, хозяйственными руководителями.
Более 80 % из них имеют номенклатурный опыт работы.
В ходе исследования, проведенного В.Г.
Жалсановой среди представителей политической элиты республики, было выявлено, что наиболее значимый опыт управленческой деятельности 44,1 % се представителей получили на ответственной хозяйственной работе, 33,3 % в органах современной администрации, 28,8 % в прежних советских и партийных органах, 15,3 % на комсомольской и общественной работе.[5] Основными критериями статуса5 общественных групп, а соответственно, и социальной стратификации общества, принято считать политический потенциал, выражающийся в объеме властных и политических функций; экономический потенциал, проявляющийся в масштабах собственности, доходов и в уровне жизни; социокультурный потенциал, отражающий уровень образования, квалификации и профессионализма работников, особенности образа и качества жизни и, наконец, социальный престио/с, являющийся концентрированным отражением названных выше признаков.
В стратификации советского общества решающую роль играл политический капитал, определявшийся местом общественных групп в пар


[стр.,56]

тийно-государственной иерархии.
Место индивидов и групп в системе власти и управления предопределяло не только объем имевшихся у них распорядительных прав, уровень принятия решений,
ио и круг социальных связей, масштаб неформальных возможностей.
Стабильность политической системы обуславливала устойчивость состава и положения политической элиты —«номенклатуры», а также ее замкнутость и отчужденность от управляемых ею
групп.[6] В 1990-е гг.
произошло ослабление роли политического компонента социальной стратификации.
На первое место выдвинулся экономический фактор, который характеризовался ролью общественных групп в управлении экономикой и экономическими преобразованиями, приватизации государственной собственности, а также возможностью распоряжаться материальными ресурсами.
Причастность к перераспределению государ( ственной собственности начала определять социальный статус правящей элиты.
В 1990-е гг.
имело место изменение экономического потенциала общественных групп, в котором к концу десятилетия оформились, весьма условно, 3 компонента: владение капиталом, производящим доход; причастность к процессам распределения общественного продукта; уровень личных доходов и потребления.
Особая роль принадлежит первому компоненту: на протяжении рассматриваемого периода шел активный процесс формирования разнообразных форм негосударственной собственности (индивидуальной, групповой, кооперативной, акционерной и т.д.), возникновения разных типов капитала (финансового, торгового, промышленного).

Второй компонент экономического потенциала ранее был доминирующим, но к концу 90-х гг.
уступил позиции первому.
Характерно, что в результате этих трансформаций численность государственного аппарата Бурятии увеличилась с 16 тыс.
чсл.
в 1992 г.
до 19.2 тыс.
чел.
в 1998 г.,

[Back]