зующее начало, без которого немыслима сама эта цепь. С другой стороны, как скоро мы, на основании чисто теоретических выводов, изложенных в предыдущей главе, приходим к признанию единого верховного Разума, владычествующего в мире, так мы необходимо должны признать существование единого разумного закона, связывающего все существа, причастные разуму, а вместе с тем мы должны заключить, что исполнение этого закона составляет волю Верховного Существа. Начнем ли мы снизу или v сверху, с фактического существования нравственного закона в человеке или с бытия Божьего, мы придем к одному и тому же результату, поскольку одно тесно связано с другим и одно составляет необходимое восполнение другого. Убеждение в существовании божественного Разума открывает перед человеком новую область нравственных отношений, именно отношений к Богу как средоточию нравственного мира. Отсюда рождаются обязанности своего рода: обязанность внутреннего подчинения верховной воле, владычествующей в мире, и обязанность любви, проистекающая из сознания связи между верховной Мудростью и Благостью и ограниченностью человека. Любовь к Богу есть любовь к нравственному совершенству, которое только в малой степени осуществляется в отдельных разумных существах, а в полноте своей принадлежит одному Божеству. Любовь к Богу составляет поэтому верховное начало нравственного мира, начало, которое дает высшее значение самой любви к ближним. Если нравственный закон дан нам как факт разума, значит, он должен оказывать на нас определенное воздействие, каким же образом осуществляется это воздействие? Ответ дается в “Критике практического разума”: Моральный закон... есть императив, который повелевает категорически, так как закон не обусловлен; отношение такой воли к этому закону есть зависимость, под названием обязательности, которая означает принуждение к поступкам, хотя принуждение одним лишь разумом и его объективным законом, и которая называется поэтому долгом. 45 1См.: Майоров Г.Г. Теоретическая философия Готфрида В. Лейбница. М., 1973. С. 109-110. 2См.: Чичерин Б.Н. Наука и религия. М., 1879. С. 127-132. 3Кант И. Критика практического разума // Соч.: В 6 т. М., 1965. Т. 4. Ч. 1. С. 349. |
ные отношения разумных существ являются выражением единого нравственного порядка. Спрашивается: где же источник этого мирового закона? Источником единого и абсолютного закона не может быть сознание рассеянных и разрозненных единиц, находящихся между собой в случайных отношениях. Источником его может быть только единый, абсолютный Разум. Следовательно, существование нравственного мира и господствующего в нем нравственного закона необходимо приводит нас к признанию единого верховного Разума, составляющего средоточие этого мира и источник этого закона. Если нравственный закон дан нам как факт разума, значит он должен оказывать на нас определенное воздействие. Ответ на вопрос, каким образом осуществляется это воздействие дается в «Критике практического разума»: Моральный закон... есть императив, который повелевает категорически, так как закон не обусловлен; отношение такой воли к этому закону есть зависимость, под названием обязательности, которая означает принуждение к поступкам, хотя принуждение одним лишь разумом и его объективным законом, и которая называется поэтому долгом...» . Присутствие в нас нравственного закона мы ощущаем в виде веления, долга. Согласно Канту, долг нельзя ставить в одну плоскость с чувственными влечениями; он явление совсем другого, «высшего» порядка и кардинально отличается от них как с точки зрения характера воздействия на нас, так и в отношении своего метафизического статуса. «Максима себялюбия (благоразумие) только советует, закон нравственности повелевает. Но ведь большая разница между тем, что нам только советуется, и тем, что нам вменяется в обязанность»2. Кроме того, если при удовлетворении какого-нибудь влечения мы ис-ь . пытываем удовольствие, то выполнение нами долга не сопровождается ни удовольствием, ни страданием. Долг «выше« всего чувственного; он расположен 1Кант И. Указ. соч. Т.4. Ч. 1. С. 349. |