|
46 Присутствие в нас нравственного закона мы ощущаем в виде веления, долга. Согласно Канту, долг нельзя ставить в одну плоскость с чувственными влечениями; он явление совсем другого, “высшего” порядка и кардинально отличается от них как с точки зрения характера воздействия на нас, так и в отношении своего метафизического статуса. “Максима себялюбия (благоразумие) только советует, закон нравственности повелевает. Но ведь большая разница между тем, что нам только советуется, и тем, что нам вменяется в обязанность”. Кроме того, если при удовлетворении какого-нибудь влечения мы испытываем удовольствие, то выполнение нами долга не сопровождается ни удовольствием, ни страданием. Долг “ выше “ всего чувственного; он расположен в совсем другой плоскости, имеет совсем другой источник. По Канту, если совершив какой-нибудь поступок, пусть даже самый благовидный, человек испытал при этом удовольствие, то это свидетельство того, что он совершил его не из уважения к нравственному закону, а потакая какому-нибудь своему (может быть, не осознанному) влечению. “Долг! Ты возвышенное, великое слово, в тебе нет ничего приятного, что льстило бы людям, ты требуешь подчинения, хотя, чтобы побудить волю, и не угрожаешь тем, что внушило бы естественное отвращение в душе и пугало бы; ты только устанавливаешь закон, который сам собой проникает в душу и даже против воли может снискать уважение к себе (хотя и не всегда исполнение); перед тобой замолкают все склонности, хотя бы они тебе втайне противодействовали, где же твой достойный тебя источник и где корни твоего благородного происхождения, гордо отвергающего всякое родство со склонностями, и откуда возникают необходимые условия того достоинства, которое только люди могут дать себе? Та методология, благодаря которой Кант раскрывает в “Критике практического разума” сущность морального сознания, не была, однако, распространена им в полной мере на исследование правовой реальности. Поэтому в своем учении о праве он нередко обнаруживает подход, страдающий рассудочным 1Кант И. Критика практического разума // Соч.: В 6 т. М., 1965. Т. 4. Ч. 1. С. 355. 2Кант И. Критика практического разума // Соч.: В 6 т. М., 1965. Т. 4. Ч. 1. С. 413. |
ные отношения разумных существ являются выражением единого нравственного порядка. Спрашивается: где же источник этого мирового закона? Источником единого и абсолютного закона не может быть сознание рассеянных и разрозненных единиц, находящихся между собой в случайных отношениях. Источником его может быть только единый, абсолютный Разум. Следовательно, существование нравственного мира и господствующего в нем нравственного закона необходимо приводит нас к признанию единого верховного Разума, составляющего средоточие этого мира и источник этого закона. Если нравственный закон дан нам как факт разума, значит он должен оказывать на нас определенное воздействие. Ответ на вопрос, каким образом осуществляется это воздействие дается в «Критике практического разума»: Моральный закон... есть императив, который повелевает категорически, так как закон не обусловлен; отношение такой воли к этому закону есть зависимость, под названием обязательности, которая означает принуждение к поступкам, хотя принуждение одним лишь разумом и его объективным законом, и которая называется поэтому долгом...» . Присутствие в нас нравственного закона мы ощущаем в виде веления, долга. Согласно Канту, долг нельзя ставить в одну плоскость с чувственными влечениями; он явление совсем другого, «высшего» порядка и кардинально отличается от них как с точки зрения характера воздействия на нас, так и в отношении своего метафизического статуса. «Максима себялюбия (благоразумие) только советует, закон нравственности повелевает. Но ведь большая разница между тем, что нам только советуется, и тем, что нам вменяется в обязанность»2. Кроме того, если при удовлетворении какого-нибудь влечения мы ис-ь . пытываем удовольствие, то выполнение нами долга не сопровождается ни удовольствием, ни страданием. Долг «выше« всего чувственного; он расположен 1Кант И. Указ. соч. Т.4. Ч. 1. С. 349. в совсем другой плоскости, имеет совсем другой источник. По Канту, если совершив какой-нибудь поступок, пусть даже самый благовидный, человек испытал при этом удовольствие, то это свидетельство того, что он совершил его не из уважения к нравственному закону, а потакая какому-нибудь своему (может быть, не осознанному) влечению. «Долг! Ты возвышенное, великое слово, в тебе нет ничего приятного, что льстило бы людям, ты требуешь подчинения, хотя, чтобы побудить волю, и не угрожаешь тем, что внушило бы естественное отвращение в душе и пугало бы; ты только устанавливаешь закон, который сам собой проникает в душу и даже против воли может снискать уважение к себе (хотя и не всегда исполнение); перед тобой замолкают все склонности, хотя бы они тебе втайне противодействовали,где же твой достойный тебя источник и где корни твоего благородного происхождения, гордо отвергающего всякое родство со склонностями, и откуда возникают необходимые условия того достоинства, которое только люди могут дать себе?» Та методология, благодаря которой Кант раскрывает в «Критике практического разума» сущность морального сознания, не была, однако, распространена им в полной мере на исследование правовой реальности. Поэтому в своем учении о праве он нередко обнаруживает подход, страдающий рассудочным формализмом2. Имея исходным пунктом анализ познавательных способностей человека, а трансцендентальный синтез самосознания фактом непосредственной достоверности, Кант получил объективные определения как нравственности, так и права. Важное место отводится дедукции понятия закона как одной из важнейших категорий юридической науки3. Учение Канта о природе закона и сущности права позволят нам более конкретно раскрыть основные принципы кантовской трансцендентальной методологии, основанной на априорной де1Там же. С.413. 2Bauer G. Geschichtlichkeit. Wege und Irrwege eines Begriffs. Berlin, 1963. S.41. 3Cm: Ritzel W. Studien zum Wandel der Kant-Auffassungen, Meisenheim/ Gian. 1952. |