|
155 формы правореализации правообладателя со стороны органа государства, получится следующая парадоксальная, с точки зрения правовой доктрины, ситуация: Правообладатель, выбрав форму правореализации (естественно, речь идет о правомерной форме), может быть подвергнут к применению принудительных мер по отношению к нему со стороны государственного органа. Получается, что возможно государственное принуждение при правомерном поведении на основе субъективного мировоззрения представителя органа государственного контроля, его предположения о наиболее целесообразной и эффективной форме реализации права правообладателем (подконтрольным субъектом). Учитывая вышеприведенные доводы, следует отбросить «критерий проверки целесообразности» при разграничении правовых понятий «контроль государственных органов управления» и «надзор государственных органов управления» (иначе называемый «административным надзором»), как несоответствующее правовой доктрине предположение. Термины «целесообразность» и «эффективность» уместно использовать в управленческих правоотношениях, когда орган государственного управления с целью повышения эффективности либо по какой-то другой причине принимает управленческое решение, т.е. данные понятия относятся скорее к описанию мотивов принятия решений в рамках предоставленных полномочий. Мы придерживаемся того мнения, что появление данного критерия разграничения административного контроля от административного надзора вызвано существовавшей монополией государственной собственности и попытками регулирования отношений собственности с применением исключительно методов административного права. Таким образом, при разграничении государственного контроля от административного надзора критерий проверки целесообразности действий подконтрольного (поднадзорного) субъекта не может быть использован, ввиду отсутствия правовой возможности проверки эффективности или целесообразности тех или иных действий, не являющихся нарушением норм права. Отсюда следует, что при административном контроле, так же, как и при |
Приведенные мнения авторов о разграничении правовых понятий «контроль» и «надзор» органов государственного управления на основе критерия проверки целесообразности действий подконтрольного органа заслуживает особого рассмотрения. Из содержания данного критерия следует, что контролирующий субъект, получив необходимую информацию о фактических действиях подконтрольного субъекта, квалифицирует данные действия не на основе норм права, а на основе своего собственного представления о той форме реализации принадлежащего подконтрольному субъекту права, который, с точки зрения контролирующего субъекта, является наиболее целесообразным либо эффективным для подконтрольного субъекта, то есть конкретная форма реализации меры свободы подконтрольного субъекта, определенной на основании нормы права, ставится в зависимость от последующей ее возможной оценки со стороны другого субъекта контролирующего органа государства. При этом речь не идет о правонарушении с квалифицированным составом, в которой цель, преследуемая правонарушителем, является квалифицирующим признаком правонарушения. Подобный подход противоречит содержанию природы права, так как право предоставляет правообладателю все возможные формы реализации права и является мерой свободы поведения1, т.с. правообладатель самостоятельно определяет форму реализации принадлежащего ему нрава, независимо от мнения и возможной последующей оценки со стороны любого другого субъекта. Кроме того, если допустить возможность проверки целесообразности формы правореапизации правообладателя со стороны органа государства, получится следующая парадоксальная, с точки зрения правовой доктрины, ситуация: Правообладатель, выбрав форму правореализации (естественно, речь идет о правомерной форме), может быть подвергнут к применению принудительных мер но отношению к нему со стороны государственного органа. Получается, что возможно государственное принуждение при правомерном поведении на основе субъективного мировоззрения представителя органа государственного контроля, его предположения о наиболее целесообразной и эффективной форме реализации права правообладателем (подконтрольным субъектом). Учитывая вышеприведенные доводы, следует отбросить «критерий проверки целесообразности» при разграничении правовых понятий «контроль государственных органов управления» и «надзор государственных органов управления» (иначе называемый «административным надзором»), как несоответствующее правовой доктрине предположение. 49 1 Нерсесяпц В.С. Обшая теория права и государства. М., 1999. С. 64. ¥ Термины «целесообразность» и «эффективность» уместно использовать в управленческих правоотношениях, когда орган государственного управления с целью повышения эффективности либо по какой-то другой причине принимает управленческое решение, т.с. данные понятия относятся скорее к описанию мотивов принятия решений в рамках предоставленных полномочий. Мы придерживаемся того мнения, что появление данного критерия разграничения административного контроля от административного надзора вызвано существовавшей монополией государственной собственности и попытками регулирования отношений собственности с применением исключительно методов административного права. Таким образом, при разграничении государственного контроля от административного надзора критерий проверки целесообразности действий подконтрольного (поднадзорного) субъекта не может быть использован, ввиду отсутствия правовой возможности проверки эффективности или целесообразности тех или иных действий, нс являющихся нарушением норм права. Отсюда следует, что при административном контроле, так же, как и при административном надзоре, происходит исключительно проверка законности деятельности подконтрольного (поднадзорного) субъекта. Критерий же организационной подчиненности приравнивает административный надзор к государственному контролю со стороны органов государственного управления за деятельностью организационно нс подчиненных субъектов. Следовательно, деятельность государственных органов управления, осуществляющих административный контроль, и деятельность государственных органов управления, осуществляющих административный надзор, тождественны по содержанию. Указанные выводы подтверждаются нашедшим закрепление в законодательстве определением контроля (надзора). Так, согласно ст. 2 Федерального закона № 134-ФЗ "О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)" (принят ГД ФС РФ 14 июля 2001) от 08 августа 2001г.1 в целях указанного Федерального закона используются следующие основные понятия: государственный контроль (надзор) проведение проверки выполнения юридическим лицом или индивидуальным предпринимателем при осуществлении их деятельио1 Росс. газ. 2001. 11 авг. 50 |