|
78 студентов руководством учебных заведений к участию в качестве «массовки» в акциях и мероприятиях новых «комсомолов». Это увеличило «градус недоверия» молодежи к новому государству, которое, но их мнению, лишь «сменило вывеску», и усугубило молодежные протестные настроения, где антагонистом выступало все, что связано с государством и официозом. Так, в результате исследования во главе с И. М. Ильинским, при помощи скрытого индикатора в одной из шкал был зафиксирован тренд, согласно которому 13%15% опрошенной молодежи изучаемого периода связывали свое будущее со « V, 104 сменой действовавшей власти. Большее раздражение стали вызывать не олигархи и «новые русские», а представители правящих элит. Рынок, являясь благоприятной средой для создания многочисленных форм теневой экономики и криминалитета, начал срастаться с государственной машиной. Бандиты легализовывали свою деятельность, избираясь в органы государственной власти, а фигуры более высокого политического ранга зачастую прибегали к помощи криминала для организации успешных предвыборных кампаний в обмен на лоббирование интересов спонсоров. Вместо защиты провозглашенных прав российского 1ражданина, многие силовые структуры тесно сотрудничали с криминалом, выступая в одних случаях «крышей», в других, посредником между государством и бизнесом, в гретьих, самоустранялись от исполнения своего долга. В течение рассматриваемого периода ценностные ориентации молодежи оказались противопоставленными другдругу: речь идет не просто о конфликте, а об инверсии в сознании: что «хорошо» и что «плохо», что есть истина и есть ли она вообще. Поколение отцов уже не могло дать ответы на вопросы молодежи, поскольку их ценностные системы вместе с социально104 Ильинский И. М. Российский вуз глазами студентов: по материалам опроса студентов гос. и негос. вузов, май-июнь 2005 г. М.: Изд-во МосГУ, 2006. С. 7374. |
1 А альтернативы» . В начале 2000-х гг. С. Кара-Мурза вторил Г. Маркузе, описывая 148 политическую систему России как «манипулируемую демократию» . Энергичные меры властей по созданию всероссийских молодежных движений («Идущие вместе», «Наши», «Россия молодая») не увенчались успехом. Большая часть молодежи усмотрела карикатурно-охранительный характер вышеуказанных организаций и личную номенклатурную, карьерную выгоду ее лидеров и участников, поэтому действия этих организаций были встречены с недоверием и сарказмом. Политическая пассивность, сформированная на предыдущем этапе, также получила свое развитие и из-за фактов принуждения студентов руководством учебных заведений к участию в качестве «массовки» в акциях и мероприятиях новых «комсомолов». Это увеличило «градус недоверия» молодежи к новому государству, которое, по их мнению, лишь «сменило вывеску», и усугубило молодежные протестные настроения, где антагонистом выступало все, что связано с государством и официозом. Так, в результате исследования во главе с И. М. Ильинским, при помощи скрытого индикатора в одной из шкал был зафиксирован тренд, согласно которому 13%-15% опрошенной молодежи изучаемого периода связывали свое будущее со сменой действовавшей власти . Большее раздражение стали вызывать не олигархи и «новые русские», а представители правящих элит. Рынок, являясь благоприятной средой для создания многочисленных форм теневой экономики и криминалитета, начал срастаться с государственной машиной. Бандиты легализовывали свою деятельность, избираясь в органы государственной власти, а фигуры более высокого политического ранга зачастую прибегали к помощи криминала для организации успешных предвыборных кампаний в обмен на лоббирование 83 147Маркузе Г. Одномерный человек; Пер. с англ.. М .: АСТ : АСТ МОСКВА, 2009. С. 39. Кара-Мурза С. Манипуляция сознанием. М .:Алгоритм, 2000. 734 с. 149Ильинский И. М. Российский вуз глазами студентов : по материалам опроса студентов гос. и негос. вузов, май-июнь 2005 г. М .: Изд-во МосГУ, 2006. С. 73-74. интересов спонсоров. Вместо защиты провозглашенных прав российского гражданина, силовые структуры тесно сотрудничали с криминалом, выступая в одних случаях «крышей», в других, посредником между государством и бизнесом, в третьих, самоустранялись от исполнения своего долга. В течение рассматриваемого периода ценностные ориентации молодежи оказались противопоставленными друг другу: речь идет не просто о конфликте, а об инверсии в сознании: что «хорошо» и что «плохо», что есть истина и есть ли она вообще. Поколение отцов уже не могло дать ответы на вопросы молодежи, поскольку их ценностные системы вместе с социально-экономической ситуацией периода их личностного становления не совпадали с реалиями изучаемого исторического отрезка. Более того, авторитетность мнения родителей рассматривалась молодежью через темпы и материальные результаты их адаптации к новым условиям насколько успешно родители «вписались» в рынок. Эта особенность также служит критерием оценки трансформаций системы ценностей молодежи: социальный фидбэк от деятельности поколения отцов, проявляющийся в статусе, деньгах и власти, стал выступать критерием оценки семьи, авторитетности ее воспитательного вектора и умения жить, что в очередной раз обострило межпоколенный конфликт. Ценностный релятивизм, начавшийся с разрушением СССР, исказил структуру инструментальных ценностей: были созданы необходимые условия для иллюзорной адаптации личности в контексте вестернизации сознания молодых россиян на фоне последствий произошедшего слома социообразующих детерминант и их последствий (сначала в ваучеризации и приватизации, криминализации ментальности, а позже в последствиях дефолта и двух локальных конфликтов). На наш взгляд, сумма этих слагаемых отражала специфику функционирования российского общества и его молодежи на стыке ХХ-ХХ1 вв. Стоит отдельно выделить и положительные стороны рассматриваемого исторического этапа. Свобода от жесткой идеологии и провозглашенные возможности свободного выбора в пространстве идейных возможностей 84 |