|
233 юридические и геополитические границы рассматриваются как разные категории; и он утверждает факт и желательность российского преобладания, затмевающего собой все другие державы. Например, в мае 1992 года Евгений Амбарцумов, в то время председатель Комитета по международным делам российского парламента, заметил: "Россия есть нечто более крупное, чем Российская Федерация в ее нынешних границах. Поэтому ее геополитические интересы следует рассматривать в более широком плане, чем это определяется в настоящее время на картах. Это наша отправная точка, когда мы разрабатываем нашу концепцию взаимоотношений с "нашими собственными иностранными государствами". Политический комментатор Андраник Мигранян замечает, что бывшие советские республики являются "сферой. . . жизненных интересов (России)", и им следует запретить вступать в альянсы "либо друг с другом, либо с третьими странами с антирусской ориентацией". Другие реформаторские элиты, определяющие внешнюю политику России, утверждают, что Россия должна обеспечивать свое традиционное геополитическое преобладание в Средней Азии; к ним принадлежат министр иностранных дел Андрей Козырев, Георгий Кунадзе (бывший заместителем министра иностранных дел до 1993 г., когда он был направлен послом в Южную Корею) , бывший советник президента Сергей Станкевич, и сам Ельцин. Их взгляды отражают ряд тем с неоимперским уклоном: право России использовать свою мощь для сохранения "геополитических позиций, на завоевание которых ушли столетия"; призыв придать войскам СНГ, в которых преобладают российские вооруженные силы, статус сил ООН по поддержанию мира; императив защиты прав (редко определяемых) этнических русских в ближнем зарубежье, если потребуется, посредством силы; важность предоставления двойного гражданства русским в Средней Азии; поддержка мобильных сил быстрого развертывания" на том основании, что они наиболее подходят для обеспечения безопасности русских в |
95 интересов, "обязательств" и "ответственностей"; в нем российские юридические и геополитические границы рассматриваются как разные категории; и он утверждает факт и желательность российского преобладания, затмевающего собой все другие державы. Например, в мае 1992 года Евгений Амбарцумов, в то время председатель Комитета по международным делам российского парламента, заметил: "Россия есть нечто более крупное, чем Российская Федерация в ее нынешних границах. Поэтому ее геополитические интересы следует рассматривать в более широком плане, чем это определяется в настоящее время на картах. Это наша отправная точка, когда мы разрабатываем нашу концепцию взаимоотношений с "нашими собственными иностранными государствами". Политический комментатор Андраник Мигранян замечает, что бывшие советские республики являются "сферой. . . жизненных интересов (России)", и им следует запретить вступать в альянсы "либо друг с другом, либо с третьими странами с антирусской ориентацией". Другие реформаторские элиты, определяющие внешнюю политику России, утверждают, что Россия должна обеспечивать свое традиционное геополитическое преобладание в Средней Азии; к ним принадлежат министр иностранных дел Андрей Козырев, Георгий Кунадзе (бывший заместителем министра иностранных дел до 1993 г., когда он был направлен послом в Южную Корею) , бывший советник президента Сергей Станкевич, и сам Ельцин. Их взгляды отражают ряд тем с неоимперским уклоном: право России использовать свою мощь для сохранения "геополитических позиций, на завоевание которых ушли столетия"; призыв придать войскам СНГ, в которых преобладают российские вооруженные силы, статус сил ООН по поддержанию мира; императив защиты прав (редко определяемых) этнических русских в ближнем зарубежье, если потребуется, посредством силы; важность 96 предоставления двойного гражданства русским в Средней Азии; поддержка мобильных сил быстрого развертывания" на том основании, что они наиболее подходят для обеспечения безопасности русских в ближнем зарубежье; претензия на то, что внешние границы Средней Азии являются также и границами России; и представление о Средней Азии как о регионе с государствами, подверженными эффекту домино, которые в отсутствие российской военной мощи могут рухнуть под напором исламско-фундаменталистской волны. Тактический ход реформаторов вправо имеет стратегические последствия: он развивает такое отношение к ближнему зарубежью, которое увеличивает перспективы неоимперской политики; диапазон вариантов, рассматриваемых в качестве законных, может сузиться; внешняя политика, основанная на сотрудничестве и примирении, может утратить свою легитимность, особенно если учесть, что ее главные сторонники давно уже потеряли свои влиятельные посты в процессе "умиротворения" ультранационалистов". Результатом этого явилось постоянного участия в решении целого комплекса вопросов, касающихся русской диаспоры: политики в области языка, критериев занятости, и в Казахстане поиск возможной территориальной автономии. Вместе с парадигмой национальной безопасности, отдающей приоритет защите русских в бывших советских республик как и с положениями о коллективной безопасности СНГ, реализация концепции двойного гражданства могла бы также укрепить правовую основу для российской военной интервенции, рядящейся в многосторонний подход. Слабое демократическое правительство России, подверженное влиянию проимперских элит и само по себе движущееся право в порядке реакции, повышает вероятность возможность интервенционистской российской политики в Средней Азии. Однако перспектива |