|
54 ков игру как эффективное, обладающее адаптивной ценностью, средство эволюционного развития. Этим обусловлена гомологичность онтогенетического развития поведения у высших животных и у человека. Но в отличие от животных в онтогенезе человека открываются безграничные возможности преобразования, комбинации, структурирование форм игровой активности. У наиболее продвинутых в эволюционном отношении животных, поведение обусловлено только жёсткими рамками биологического существования. Игра с точки зрения её онтологической истинности есть источник бытия в бытии, превышающий само бытие. В этом плане наше обращение к игровой деятельности, к игре как истоку бытия в бытии, дающим приращение самому бытию, выглядит логичным и естественным по следующим причинам. Во-первых. Игра выводит нас в пространство свободной человеческой активности, так как свобода это такая универсальная космическая сила, которая обладает способностью одновременно переходить и не переходить в бытие. Во-вторых. Игра сопряжена с творческой потенцией, которая выступает в качестве интегратора социальной активности. Однако нельзя абсолютизировать игровой фактор человеческой активности по отношению к реальности. Более того, доминирование игровых моментов неизбежно приводит социальную систему в состояние аномии и деструкции. Игра соотносится с такими онтологическими категориями как действительность и реальность. Действительность тщательно скрывается, маскируется, отграничивается и во многом оказывается недостижимой для человеческого познания. Реашность выступает предельно откровенной формой бытия для себя. Она обладает жесткостью и однозначностью, нс допускающей условностей. Реальность парализует игру как свободную деятельность. Игру по отношению к реальности рассматривает Л.Ретюпских «Игра реализует себя как игра не в конкретной, фактологической реальности, но в реальности субъективной, ментальной. Подтверждает ли это знаменитое пушкинское «Что наша жизнь? Игра»? Отнюдь, нет. Игра не тотальна |
§ 2. Проблема истинности игры В современных условиях оказались практически исчерпанными духовноэнергийные потенции человека. Поэтому возникает проблема поиска источников достойного существования, не допускающих распада и разложения бытия культуры. В данном отношении игровая деятельность выводит нас на предельные основания существования, поскольку не только выступает системообразующим элементом, но и источником новых форм духовного и культурного бытия, свободы человека. Функциональное поле игры не исчерпывается только поведением и действиями человека; оно связано с созданием особой игровой реальности, игрового мира, игрового пространства и времени, со своими игровыми социально обусловленными характеристиками. В игровой активности завершается длительный процесс формирования элементов поведения, берущих своё начало от эмбриональных координаций и идущих через постнатальное созревание врожденных двигательных движений и накопление опыта к формированию и совершенствованию двигательных движений высшего уровня. В процессе своего становления человек унаследовал от животных предков игру как эффективное, обладающее адаптивной ценностью достижение общей эволюции. Этим обусловлена гомологичность онтогенетического развития поведения у высших животных и у человека. Но в онтогенезе человека открываются безграничные возможности преобразования, комбинации, структурирования форм игровой активности, в то время как даже у наиболее продвинутых в эволюционном отношении животных адультное поведение фиксируется в нескольких конечных вариантах, обусловленных жёсткими рамками биологического существования. Поэтому поведение человека не претерпевает на адультном этапе присущее животным сужение, а дивергентно развивается в новых формах. Игра с точки зрения её онтологической истинности есть источник бытия в бытии, превышающий само бытие. В этом плане наше обращение к игровой дея59 тельности, к игре как истоку бытия в бытии, дающим приращение самому бытию, выглядит логичным и естественным по следующим причинам. Во-первых, игра выводит нас в пространство свободной человеческой активности. Свобода есть такая универсальная космическая сила, которая обладает способностью одновременно переходить и не переходить в бытие. Во-вторых, игра сопряжена с эросностью (речь идет о творческом эросе), который выступает в качестве интегратора культурной активности и социума. Рассмотрим теперь соотношение игры и неигры. Автор не настаивает на абсолютизации игрового фактора, более того, доминирование игровых моментов неизбежно приводит социальную систему в состояние аномии и деструкции. Игра и неигра соотносятся с такими онтологическими категориями как действительность и реальность. Действительность тщательно скрывается, маскируется, отграничивается, прикрывается камуфляжем. Действительность во многом оказывается недостижимой для человеческого познания. Реальность выступает предельно откровенной формой бытия для себя, она обладает жесткостью и однозначностью, не допускающей условностей. Реальность в крайних своих проявлениях парализует игру как свободную деятельность. Другой пласт онтологических категорий, возникающий при познании сущности игры: бытие и ничто, бытие и становление. Становление, несомненно, связано с игровыми явлениями, так как игра реализуется как непрерывный процесс с латентно присутствующими и проявляющимися в нем самом результатами, включая возникновение, становление и развитие. Метафорически выражаясь, небытие крадется по пятам бытия, разрушая игровую способность и эросность. Но само бытие связано и предполагает наличие небытия; бытие вырастает из небытия. Возникает дилемма: как из не-игры возникает игра? Небытие предстает двояким образом, с одной стороны, оно выступает как деструктивное начало, из которого ничего не возникает; с другой стороны, 60 |