|
40 сокой. Все же, как справедливо отмечает Кривошеев, общество всегда имело потенциал сдерживания избыточной криминальной активности, понижало ее уровень до социально приемлемого. Сам преступный социальный мир долгое время воспринимался массовым сознанием как сугубо негативный, находился на периферии социальной жизни. Что же касается современной ситуации, то аномия выступает в российских условиях фактически в форме криминализации всего социума. Причем под криминализацией здесь подразумеваются не только и не столько статистические показатели, отражающие перманентное увеличение числа зарегистрированных преступлений. Говоря о криминализации, мы имеем в виду, прежде всего, такую форму аномии, когда «стирается сама возможность различения социально позитивного и негативного пове-+ дения, действий». В подобных условиях преступный социальный мир уже не находится на социальной обочине, а выходит на авансцену общественнои жизни, оказывая при этом существенное воздействие на все ее грани. Кроме всего этого, криминализация, как указывает Кривошеев, на поведенческом уровне находит отражение и в ускоренной подготовке резерва , * преступного мира, что проявляется во все большем вовлечении в антисоциальные действия молодежи, подростков, разрушением позитивных социализирующих возможностей общества. I Общая картина социального контекста криминализации достаточно сложна. Ситуация, сложившаяся в российском обществе в 90-е годы, определялась многими авторами как «правовой беспредел». По сути дела, позитивные изменения, отличающие пореформенную Россию от дореформенной, исчерпываются достигнутым уровнем гласности, который позволяет теперь обеспечить реализацию права индивида на обладание информацией о положении в различных сферах жизни общества, в том числе и о гос-1 1Кривошеев В.В. Особенности аномии в современном российском обществе //Социологические исслсдования. 2004. №3. С. 95-96. |
По данным генпрокуратуры, в минувшем 2004 году не было раскрыто 1 млн. 264 тыс. преступлений. «От правосудия ушли сотни тысяч преступников, причем среди нераскрытых преступлений 5635 умышленных убийств», утверждает В. Устинов.44 Ситуация, сложившаяся в современном российском обществе, уже привычно определяется многими авторами как «правовой беспредел». По сути дела, позитивные изменения, отличающие пореформенную Россию от дореформенной, исчерпываются достигнутым уровнем гласности, который позволяет теперь обеспечить реализацию права индивида на обладание информацией о положении в различных сферах жизни общества, в том числе и о господстве произвола, злоупотреблений и попрании закона. И тем не менее информационная свобода вовсе не обеспечивает адекватного реагирования властей на деятельность криминальных структур и защиты прав граждан от произвола чиновников. Т.И. Заславская, к примеру, приводит один из типичных ответов на открытый вопрос анкеты, посвященной неправовым практикам: «Мы теперь всё знаем: кто сколько своровал, кто взятку взял, кто войну начал, но знаем и то, что за это никого не наказывают». Такое положение дел свидетельствует о том, что формирующееся пореформенное институциональное пространство российского общества это пространство, где господствует право сильного, то есть неправовой по сути своей принцип. Исследователи подчеркивают, что «живая» правовая культура общества характеризуется глубоким разрывом между институциональными нормативными фигурами и характером реальных социальных практик45. Ряд авторов отмечает нарастание роли неформальных «правил игры», и не только в экономике, о 44http://wwvv.rosbalt.rU/2005/01/21/l93318.html 45См., например, Трансформация экономических институтов в постсоветской России. Под ред. проф. Р.М. Нуреева. Москва, МОНФ, 2000; Шабанова М.А. Социология свободы: трансформирующееся общество. Под ред. акад. Т.И. Заславской. Москва, МОНФ, 2000; Теневые отношения. Pro et Contra, зима 1999, Москва; Неформальная экономика: Россия и мир. Под ред Т. Шанина, Москва, «Логос», 1999. 49 |