дру1Х)й факты понимания этого говорения. Первые особенно при&лекают к себе внимание, и мы охотно их-то и называем языком. Вторые обыкновенно остаются в тени и сравнительно легко выпадают из поля зрения даже теоретиков. Между тем именно вместе взятые эти процессы и образуют единый процесс коммуникации» [Щерба 1958: 55]. Л.П. Якубииский исходил в своих исследованиях из положения о двусторонности, сложности речевой деятельности вообще: «В сущности, всякое взаимодействие людей есть именно взаимодействие; оно по существу стремится избежать односторонности, хочет быть двусторонним, диалогичным и бежит от монолога» [Якубинский 1986:32J. Не случайно Л.П. Якубинский одну из глав своей работы «О диалогической речи» называет «О естественности диалога и искусственности монолога». Исследователь утверждает, что для того, чтобы люди слушали монолог, необходимы определённые привходящие условия, например организация собрания с очередью, с предоставлением слова. Если обратить внимание на то, как осуществляется речевое взаимодействие на собрании, то легко замелить, что и здесь обнаруживается стремление к диалогу, здесь происходит как бы «смещение обычных условий диалога, вызванное особыми, искусственными обстоятельствами» [Якубинский 1986: 39]. На недооценку коммуникативной функции языка в предшествующих лингвистических теориях указывал и ММ. Бахтин. Ученый считал, что любое высказывание возникает как реакция на предыдущее высказывание и понимание чужого высказывания всегда диалогично [Бахтин 1986]. И это, несомненно, является важным для общей теории диалога и диалогичности. Как правило, при рассмотрении диалога как формы речевого общения ученые всякий раз говорят и о монологе. Не случайно то, что диалог привлекал и привлекает к себе внимание многих исследователей, и по вопросам его теории имеется обширная литература, тогда как интерес к монологу проявляется менее интенсивно. Недостаточная изученность монолога обл»ясняется не только сложностью вопроса, но степенью значимости его для языка и для речевой 14 |
«внешне» монологический) в той или иной мере диалогизирован, поскольку продуцируется с установкой на активное восприятие его адресатом. В этом смысле явление диалога глобально. «Вся жизнь языка в любой области его употребления пронизана диалогическими отношениями» [Бахтин 1994]. Диалогичность в широком, глобальном смысле это и есть речевое проявление социальной сущности языка, реализуемой при коммуникации. Не может быть речи без коммуникативной функции. В отечественном языкознании научное изучение и описание диалога как формы существования языка, связанной с его социальной функцией, началось в 20-30-е годы в работах М.М. Бахтина, В.Н. Волошинова, Л.В. Щербы, Л.П. Якубинского и др., подчеркивающих ориентированность речи на собеседника и диалогичность всякого высказывания [Бахтин 1993; 1994; Щерба 1915; Якубинский 1923]. Так, Л.В. Щерба отмечал, что коммуникация невозможна без второго лица (слушающего, читающего): «В непосредственном опыте нам, с одной стороны, даны факты говорения, т.е. высказывание наших мыслей, чувств, желаний и т.д., а с другой — факты понимания этого говорения. Первые особенно привлекают к себе внимание, и мы охотно их-то и называем языком. Вторые обыкновенно остаются в тени и сравнительно легко выпадают из поля зрения даже теоретиков. Между тем именно вместе взятые эти процессы и образуют единый процесс коммуникации» [Щерба 1958: 55]. Л.П. Якубинский исходил в своих исследованиях из положения о двусторонности, сложности речевой деятельности вообще: «В сущности, всякое взаимодействие людей есть именно взаимодействие; оно по существу стремится избежать односторонности, хочет быть двусторонним, диалогичным и бежит от монолога» [Якубинский 1986:32]. Не случайно Л.П. Якубинский одну из глав своей работы «О диалогической речи» называет «О естественности диалога и 52 искусственности монолога». Исследователь утверждает, что для того, чтобы люди слушали монолог, необходимы обыкновенно определённые привходящие условия, например организация собрания с очередью, с предоставлением слова. Если обратить внимание на то, как осуществляется речевое взаимодействие на собрании, то легко заметить, что и здесь обнаруживается стремление к диалогу..., здесь происходит как бы «смещение обычных условий диалога, вызванное особыми, искусственными обстоятельствами» [Якубинский 1986: 39]. Е.Д. Поливанов полагал, что целью речевой деятельности является языковая коммуникация. На недооценку коммуникативной функции языка в предшествующих лингвистических теориях указывал и М.М. Бахтин. Ученый считал, что любое высказывание возникает как реакция на предыдущее высказывание и понимание чужого высказывания всегда диалогично [Бахтин 1993]. И это, конечно, важно для общей теории диалога и диалогичности. Как правило, при рассмотрении диалога как формы речевого общения ученые всякий раз говорят и о монологе. Не случайно то, что диалог привлекал и привлекает к себе внимание многих исследователей и по вопросам его теории имеется обширная литература, тогда как интерес к монологу проявляется менее интенсивно. Недостаточная изученность монолога объясняется не только сложностью вопроса, но степенью значимости его для языка и для речевой деятельности, актуальностью именно диалога для мыслеоформления, для развития творческой мысли. Известно, что еще Л.В. Щерба в 1915 г. писал, что «монолог является в значительной мере использованной языковой формой и ...подлинное свое бытие язык обнаруживает лишь в диалоге» [Щерба 1958: 76]. В.В. Виноградов называл диалог «наиболее употребительной формой социально-речевого общения», отмечая при этом, что «монолог... не данность языка как общей коллективу системы выражения, а продукт индивидуального построения» [Виноградов 1986: 46]. 53 |