образом, становилась разговорная или драматургическая диалогическая речь. При этом диалог рассматривался лишь как форма речи, представляющая собой регулярный обмен говорящих высказываниями-репликами. Однако в исследованиях о диалоге было отмечено, что критерии определения монолога и диалога оказываются иногда сближающимися, а нередко и взаимоисключающими. Отсюда закономерно был сделан вывод об условности границ между диалогом и монологом. Эта мысль высказывалась многими, например, Р.Р. Гельгардтом, Д. Кристалом, А.А. Холодовичем и др. Новый импульс изучение диалога и монолога получило с конца 60-х годов, когда, наряду с работами общетеоретического характера, появились исследования, обращенные к анализу монологической и диалогической речи в разных сферах речевой деятельности: разговорной, художественно-научной, публицистической [см., например: Арутюнова 1970; Богомолова 1987; Валюсинская 1979; Дускаева 1995; Зайцева 1987; Кожина 1986; Прохватилова 1998, 1999; Соловьева 1965; Славгородская 1986;Светана 1985; Форманюк 1995 и др.]. Исходя из положений М.М. Бахтина и с учетом результатов исследований философов, науковедов, психологов, исследователями был сделан, в частности, вывод о том, что языковое общение в принципе диалогично, более того, что диалогичность это форма существования языка в речи, не только устной, но и письменной. Подчеркивалось, что диалогичность наиболее явно эксплицируется в собственно диалоге как форме речи, по пронизывает и другую ее форму монолог [см., например: Валюсинская 1979; Дускаева 1995; Кожина 1981; Прохватилова 1998, 1999; Светана 1985; Славгородская 1986 и др.]. МН. Кожина, отмечая, что категория диалогичности, по отношению к диалогу, — явление более широкое, подчеркивала: «...диалог следует признать первичной формой речи, а диалогичность (т.е. наличие во всякой речи тех или иных признаков диалога, учет адресата в языковых особенностях высказывания), повидимому, -единственной формой существования языка» [Кожина 1986: 28]. Сам термин «диалогичность», подразумевающий «адресованность всякой речи», 17 |
различные языковые средства оформления диалогических высказываний рассматривались с точки зрения их функциональной роли в том или ином типе диалога [Арутюнова 1970; Балаян 1971; Соловьева 1965 и др.]. Материалом исследования главным образом становилась разговорная или драматургическая диалогическая речь. При этом диалог рассматривался лишь как форма речи, представляющая собой регулярный обмен говорящих высказываниями-репликами. Однако в исследованиях о диалоге было отмечено, что критерии определения монолога и диалога оказываются иногда сближающимися, а нередко и взаимоисключающими. Отсюда закономерно был сделан вывод об условности границ между диалогом и монологом. Эта мысль высказывалась многими, например Р.Р. Гельгардтом, Л.В. Крыловой, Д. Кристалом и Д. Дейви, А.А. Холодовичем и др. Новый импульс изучение диалога и монолога получило с конца 60-х годов, когда наряду с работами общетеоретического характера появились исследования, обращенные к анализу монологической и диалогической речи в разных сферах речевой деятельности: разговорной, художественнонаучной, публицистической [см., например: Арутюнова 1970; Будагов 1974; Богомолова 1987; Виноградов 1963; Валюсинская 1979; Дускаева 1995; Зайцева 1987; Кожина 1986; Леонтьев 1981; Нестеров 1996; Нистратова 1985; Прохватилова 1998, 1999; Соловьева 1965; Славгородская 1978; Савинский 1980; Светана 1985; Сулименко 1993; Семененко 1996; Ястрежембский 1991 идр.]. Исходя из положений М.М. Бахтина и с учетом результатов исследований философов, науковедов, психологов, исследователями был сделан, в частности, вывод о том, что языковое общение в принципе диалогично, более того, что диалогичность это форма существования языка в речи, не только устной, но и письменной. Подчеркивалось, что диалогичность наиболее явно эксплицируется в собственно диалоге как форме речи, но пронизывает и другую ее форму монолог [см., например: 57 Валюсинская 1979; Дускаева 1995; Кожина 1981; Прохватилова 1998, 1999; Славгородская 1978; Светана 1985; Шмелева 1995 и др.]. М.Н. Кожина, отмечая, что категория диалогичности, по отношению к диалогу, явление более широкое, подчеркивала «...диалог следует признать первичной формой речи, а диалогичность (т.е. наличие во всякой речи тех или иных признаков диалога, учет адресата в языковых особенностях высказывания), по-видимому, единственной формой существования языка» [Кожина 1986: 28]. Сам термин «диалогичность», подразумевающий «адресованность всякой речи», появился сравнительно недавно, хотя смысл этого речевого оборота был обнаружен Л.П. Якубинским [Якубинский 1986]. Исследователи обращали внимание на то, что полной реальная коммуникация может быть лишь при условии признания ее диалогического характера, а именно того, что инициатор речи в процессе речемысления и текстовой деятельности вступает в диалог с предполагаемым рецепиетом, моделируя его возможные реакции. Причем такой характер отношений между коммуникатором и реципиентом находит свое выражение в речевой структуре текста. Это качество текста получило название «диалогичность» [Кожина 1986:35]. Ученые приходят к выводу, что диалогичность в широком, глобальном смысле это и есть речевое проявление социальной сущности языка, реализуемой при коммуникации [см., например: Богомолова 1987; Валюсинская 1979; Дускаева 1995; Зайцева 1987; Кожина 1986; Нестеров 1996; Прохватилова 1998, 1999; Славгородская 1978; Светана 1985; Семененко 1996; Шмелева 1995 и др.]. Не может быть речи без коммуникативной функции, хотя, как известно, нередко наряду с коммуникативной функцией в качестве «чисто адресной» называют лишь апеллятивную или ещё фатическую функции. Апелляция это, по мнению М.Н. Кожиной, лишь явное и подчёркнутое специальными языковыми средствами выражение все той же коммуникативной функции, её особое 58 |