|
поставлении цивилизации и природы, а в нахождении цивилизационного равновесия между научно-технологическим и нравственно-психологическим потенциалами культуры человечества. По мнению А. Турена, судьба мира стала зависеть от того, будет ли наведён мост между Разумом и культурами, современностью и национальнокультурной идентичностью народов, между развитием как универсальной целью и культурой как ценностным выбором, экономическим развитием и социальными преобразованиями» [219, с. 451]. Учитывая бесспорно имеющуюся связь и зависимость между технико-технологическим и морально-этическим развитием общества, с одной стороны, и их определяющим воздействием на отношения человека с природой —с другой, целесообразнее было бы ставить вопрос о противоречивом существе этих чрезвычайно тонких и сложных взаимоотношений, о возможностях их корреляции. А. С. Панарин создал интересную и достаточно логичную* концепцию «реванша истории» в современном мире. Он считает, что на наших глазах происходит крупнейшая социокультурная катастрофа, связанная с утратой единой общечеловеческой перспективы, так как человечество разделилось на постиндустриальное меньшинство («золотой миллиард»), которое успевает войти в процветающее информационное общество, в то время как для доиндустриального или прединдустриального большинства такая возможность закрывается навсегда. Пророчество С. Хантингтона по поводу грядущих столкновений цивилизаций [220] фактически говорит о «новом и беспрецедентном, об окончательном одиночестве счастливых передовиков прогресса, которым предстоит поедать свои яства под ревнивыми взглядами навсегда отлучённых и потому готовых взорваться отчаянием. Речь идёт, таким образом, не столько о конфликте цивилизаций, сколько о конфликте «золотого миллиарда» с остальным человечеством» [221, с. 166]. 265 |
наращивания объема и надежности научной информации о системе «человек-обществоприрода», развития так называемой социоестественной истории, пытающейся соотнести между собой два типа развития — человеческо-исторический и эволюционноприродный. Противоречия между человеком и природой сравнимы с противоречиями между живым и неживым веществом: живой организм всегда находится в отношении устойчивого неравновесия к физическому миру, цивилизация — столь же неравновесна по отношению к биосфере. Человек не может не пользоваться возможностями и ресурсами природы для собственного развития. Он не довольствуется возможностями саморазвития, дарованными ему природой, а строит для себя во многом искусственный мир, погруженный в природно-естественную среду, но живущий во многом в соответствии со своими, а не природными, правилами и законами, ритмами и скоростями развития. Поэтому разрешение противоречий между человеком и природой нужно искать не в противопоставлении цивилизации и природы, а в нахождении цивилизационного равновесия между научно-технологическим и нравственнопсихологическим потенциалами культуры человечества. Учитывая несомненно существующую связь и зависимость между техникотехнологическим и морально-этическим развитием общества, с одной стороны, и их определяющим воздействием на отношения человека с природой, целесообразнее было бы ставить вопрос о противоречивом существе этих чрезвычайно тонких и сложных взаимоотношений, о возможностях их корреляции, но не о воссоздании механизмов природной коэволюции человека, не о «возврате в эволюцию» общества и природы. Тем более нелогично ставить вопрос о том, что «коэволюция человека, общества и природы» выступает в качестве «закона развития мира», ибо сразу же возникает проблема: а как можно обозначить этот закон, если он универсальный, до появления человека и творимого им общества? В этом смысле постановка вопроса о «соразмерении развития человека с эволюцией природы»44 , под чем можно понимать их разноскоростное, но тем не менее соразвитие, представляется гораздо более многообещающей с точки зрения методологической. Новая парадигма общественного развития нередко раскрывается через разнообразные концепции «конца истории», выступающего как своеобразная эманация апокалипсиса в условиях современного меняющегося мира. Среди них обращают на себя внимание две — американца Фрэнсиса Фукуямы45 и россиянина М.А. Чешкова46. Первый из них выдвинул тезис о «конце истории» в 1989 году, использовав идею Гегеля о том, что история начиналась на Востоке и завершается на Западе. По мнению Фукуямы, либеральная демократия, победив во всемирном масштабе, соединила линии исторического развития западной и восточных цивилизаций. В связи с этим, как считает этот автор, завершился поиск человечеством оптимальных путей своего самовыражения и, стало быть, смысла существования. Главнейшей задачей всех незападных народов становится в таком случае овладение принципами и ценностями образа жизни евроатлантической цивилизации, то есть как можно более полная и последовательная их вестернизация (или американизация, что в известном смысле одно и то же). М.А. Чешков пишет о конце «социальной истории», связывая ее с «модернистскоиндустриальной разновидностью социальности» того периода мировой истории, когда она «творилась Западом» и навязывалась им всему человечеству. Как считает отечественный автор, «исчерпание и завершение социальной истории выражается и в том, что на смену революциям, этому основному динамическому сдвигу современной истории идут движения нового типа», в связи с чем «выход из истории» может 44 Бессонов Б.Н. Указ. раб., С. 6. 45 Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. 1990, №1. 46 Чешков М.А. Россия и человечество, возвращающиеся из истории в эволюцию // Куда идет Россия? Сб. ст. М., 1997. С. 9, 11. осуществляться «посредством механизмов, возрождающих доиндустриальные исторические традиции»47 . В этом же плане высказался и известный американский социолог и политолог И. Валлерстайн. «Не исключено, — писал он, — что мы переживаем конец модерна, что современный мир находится в заключительной фазе кризиса и вскоре социальная реальность станет похожа, вероятнее всего, на реальность XV века»48. И как здесь не удивиться интуиции Н.А. Бердяева, еще в начале 20-х годов XX века писавшего о тенденциях возвращения человечества в «новое средневековье» как эпоху «духовного просветления и преображения», «духовной революции»49. В последние годы проблематикой своеобразного «регрессивного прогресса», если пользоваться сущностью определения истории в нашем весьма недалеком прошлом, занимается, и весьма плодотворно, А. С. Панарин, создавший интересную и достаточно логичную концепцию «реванша истории» в современном мире. Он считает, что на наших глазах происходит крупнейшая социокультурная катастрофа, связанная с утратой единой общечеловеческой перспективы, так как человечество разделилось на постиндустриальное меньшинство («золотой миллиард»), которое успевает войти в процветающее информационное общество, в то время как для доиндустриального или прединдустриального большинства такая возможность закрывается навсегда. Пророчество С. Хантингтона по поводу грядущих столкновений цивилизаций50 фактически говорит о «новом и беспрецедентном, об окончательном одиночестве счастливых передовиков прогресса, которым предстоит поедать свои яства под ревнивыми взглядами навсегда отлученных и потому готовых взорваться отчаянием. Речь идет, таким образом, не столько о конфликте цивилизаций, сколько о конфликте «золотого миллиарда» с остальным человечеством»51. А.С. Панарин в этой связи констатирует, что постиндустриальная перспектива развития человечества может разворачиваться в двух направлениях. Она возможна, с одной стороны, как простое продолжение технической цивилизации, только на более рафинированной технологической основе, что, однако, не приведет к преодолению изъянов потребительской сущности, утверждаемой культурой модерна цивилизации, к восстановлению единой судьбы человечества. С другой стороны, постиндустриализм может стать результатом кардинального поворота гуманитарного типа, свершенного человечеством и касающегося не столько средств производства, сколько смыслов жизни, приоритетов, идеалов и ценностей человека. Только в этом последнем случае «открывается возможность нового соединения западной идеологии постиндустриализма со всеми изгоями и неудачниками технического века»52 , лишь в такой перспективе станет возможным «союз постэкономического человека наиболее развитых стран мира с доэкономическим человеком еще не вестернизированного Востока. Постэкономический человек избавит доэкономического человека от комплекса неполноценности, поможет его социокультурной реабилитации и легитимации, а доэкономический человек даст постэкономическому массовую базу. Это и станет основой нового планетарного сдвига». Россия, по мнению этого ученого, в начале XXI века явится одним из инициаторов такого планетарного поворота, ибо «здесь, в промежутке между Востоком и Западом, вулкан истории никак не может потухнуть, грозя сюрпризами всему тому, что обрело четкие контуры и нормы, отлаженность и предсказуемость». 47 Чешков М.А. Указ. раб. 48 Уоллерстайн И. Социальное изменение вечно? Ничто никогда не меняется? Социс. 1997. №1. С. 9 49 Бердяев И.А, Судьба России. М., 1990. С. 341. 50 Хактингтон С. Столкновение цивилизаций? // Полис. 1994. № 1. 51 Панарин А.С. Реванш истории: российская стратегическая инициатива в ХХI веке. М., 1998. С. 166. 52 Там же. С. 210, 390, 208. Разума, постиндустриализм должен был, по закону инверсии, отдавать приоритет живому и контролю его за Разумом. По мнению А. Турена, судьба мира стала зависеть от того, будет ли наведен мост между Разумом и культурами, современностью и национально-культурной идентичностью народов, между развитием как универсальной целью и культурой как ценностным выбором, экономическим развитием и социальными преобразованиями»96; постиндустриализм вырастал из индустриального мира, являясь одновременно и его продолжением, и его отрицанием. Уже в начале 70-х годов в интеллектуальном мире распространяется понимание того, что необходимо переориентировать экономическое развитие западной цивилизации, изменить парадигму прогресса в пользу гуманизации труда и производства, имея в виду не увеличение прибыли и приращение могущества (власти), а удовлетворение человеческих, не являющихся сугубо экономическими, потребностей, в частности, развитие «аутентичной демократии», подразумевавшей преодоление всех видов и форм отчуждения97 . Сикко Мансхольт, один из «отцов зеленой Европы», заявил в 1972 году, что вместо общества, основанного на росте материального благосостояния, должно возникнуть общество роста культуры и счастья, в котором возможно раскрытие каждым человеком своих способностей98 ; наука и техника становились главными действующими героями возникающего постиндустриального мира. М. Понятовски в 1978 году писал о «научном обществе», где основными ценностями становится информация и информационные технологии. «Интеллектуальные возможности каждой нации, помноженные на средства информатики, находящиеся в ее распоряжении, будут играть решающую роль в ее состязании с соперниками и в определении ее действительного статуса на мировой арене», писал этот известный французский ученый. По его мнению, ни для наций, ни для индивидов препятствия на пути к научной эре не сводятся к одному или нескольким недостаткам, устранив которые можно «догнать свое время». «Речь идет не об экзамене по специальности, утверждал М. Понятовски, а об общем уровне развития, о проверке на общую культуру... Научное общество требует повсеместного распространения компетентности, образования и технической подготовки»99. Что касается роли техники и технологий, то среди теоретиков постиндустриализма были и технократы, и технофобы. С одной стороны, как заключал Т. Стоуньер, в пстиндустриальном обществе “развитие технологий все больше и больше “разогревает” технический прогресс. Раньше экономику “за собой тянул рынок”, теперь ее “толкает” вперед технология. В своем постоянном ускорении техническое развитие привносит изменения не только в экономику, но и в общество в целом”100. С другой стороны, Ж. Эллюль и его последователи выступали 95 Нэсбитт Дж., Эбурдин П. Что нас ждет в 90-е годы. Мегатенденции. Год 2000. М., 1992. 96 Touraine A. Modernity and Cultural Specificites//lntemational Soсial Science Journal. P., 1988, N 118. P. 451. 97 Julien С. Le suicide des democraties. P., 1972. P. 215. 98 Mansholt S. Le chemine de bonneur.//Le nouvel observateur. P. 1972. N 396. 99 Poniatowski М. L'avenir n'est ecrit nulle part. P., 1978. P. 50, 81. w Stonier Т. Wealth of information profile of a postindustrial Society. L., 1983. P. 31. 101 Bell D. The Social framework of information Society. In: Computer age: A Twenty-year view. L.,1981. P. 163 против «безрассудства научно-технического прогрессизма», за «освобождение человека от порабощающей техники». «Природа уже не есть просто наше живописное окружение, писал этот мыслитель в одной из работ 1982 года. По сути дела среда, мало-помалу создающаяся вокруг нас, есть, прежде всего, Вселенная-Машина. Техника сама становится средой в самом полном смысле этого слова. Техника окружает нас как сплошной кокон без просветов, делающий природу совершенно бесполезной, покорной, вторичной, малозначительной. Что имеет значение, так это Техника. Природа оказалась демонтированной, дезинтегрированной наукой и техникой: техника составила |