мо для понимания сути вопроса в первом, самом общем, приближении, но ещё слишком абстрактно для того, чтобы выразить существо глобальных проблем современности, конкретно отражаемых в этом термине. Представляется вполне возможным определить устойчивое развитие как социальный прогресс при равновесном природопользовании. Эта дефиниция представляется максимально лаконичной и ёмкой. Хотя встречаются различные интерпретации понятия социального прогресса, вкратце его можно определить как повышение уровня гармоничности и разносторонности развития всех (по крайней мере —возрастающей доли) членов общества. Возникнув в связи с необходимостью изучения причин мирового экологического кризиса и способов его преодоления, идея устойчивого развития приобрела общенаучный и философский характер, позволяя существенно углубить и конкретизировать наши представления о возможных путях развития человеческой цивилизации и биосферы в целом. И теория постиндустриализма и концепция устойчивого развития, устремлена, прежде всего, в будущее, именно в нём предполагая свою самоидентификацию, тем не менее, многие специалисты свидетельствуют об их достаточно явственном проявлении в событиях и процессах сегодняшнего дня. О. И. Антипина и В. JI. Иноземцев писали в этой связи: страны, группирующиеся «вокруг трёх центров экономической мощи» (НАФТА, Европейский союз, АТР), «образуют в мировом сообществе постиндустриальную цивилизацию»; их лидирующие позиции в глобальной экономике, равно как и решение проблемы «экологических вызовов», «даёт основание рассматривать развитие постиндустриальных стран как устойчивое в плане взаимоотношений между человеком и природой, а также с точки зрения избегания социальных коллизий и международных конфликтов. Оно выглядит устойчивым ещё и потому, что «постиндустриальные державы явно доминируют над остальной частью мира, определяя его перспективы в XXI веке» [223, с. 162— 163, 165]. 269 |
человечества демонстрировали, с той или иной долей трагизма и выразительности, свой «узкий горизонт», ибо все они «упорядочивали» лишь тонкий пласт исторического материала, лишь приближались (или отдалялись) к раскрытию глубинного смысла самодвижения истории. Не случайно один из глубочайших мыслителей XX столетия К.Ясперс, был вынужден заметить, что «история имеет глубокий смысл, но он недоступен человеческому сознанию»89. Всеобщий кризис индустриально-потребительской цивилизации, авторитетный вывод о реальности которого сделал в начале 70-х годов «Римский клуб», осмысление проявившихся в ходе мирового развития так называемых «вызовов истории», привели многих мыслителей в разных странах к выводу о втягивании человечества в новую, третью по счету цивилизационную революцию, которая должна вывести его к очередной смене и способов жизнедеятельности, и форм жизнеустройства.90 Почти одновременно возникают и обретают «права гражданства» в науке две идеи, эвристичность которых способствовала их быстрому развертыванию в фундаментальные концепции мирового развития. Они появляются в условиях кризисного цейтнота и будущего, связываемого с надеждой на достижение определенной гармонии во взаимоотношениях между искусственным миром людей и природой, по отношению к которой человек ведет себя как агрессор и узурпатор. Это были концепции устойчивого развития и постиндустриализма. Обе они с самого начала оказались в центре споров о будущем общества и людей. Обе несли на себе печать того алармизма, который был порожден потерей человечеством своего бессмертия. Обе апеллировали к научному знанию как средству предотвращения грядущего апокалипсиса. Обе ставили и вопросы о моральнонравственном, духовном «излечении» и возрождении человека, об изменении ценностных ориентации людей: от «иметь» к «быть»91 ; от стремления к приобретению материальных благ к приоритетам саморазвития; от господства над природой к гармоничному сосуществованию с нею и т.д. И концепция устойчивого развития, и теория постиндустриализма ищут и находят свои истоки в идейном наследии человечества: первая в творчестве П. де Шардена, В.И. Вернадского, Н. Винера, вторая в человекоцентристских построениях новейших социологических школ, взглядах «новых левых» (Г. Маркузе) и «новых правых» (А. де Бенуа). Обе концепции, обосновывая свою актуальность, апеллируют фактически к одним и тем же аргументам научного, технико-технологического, социальноинституционального, морально-этического и футурологического порядков, отражающих реалии современного 89 Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991. С. 7. 90 См. подр.: Мунтян М.А. Россия в третьей цивилизационной революции. М..1993. 91 Фромм Э. Иметь или быть. М.,1990 мира. И хотя каждая из упомянутых концепций устремлена, прежде всего, в будущее, именно в нем предполагая свою самоидентификацию, тем не менее? многие специалисты свидетельствуют об их достаточно явственном проявлении в событиях и процессах сегодняшнего дня. О.И. Антипина и В.Л. Иноземцев писали в этой связи: страны, группирующиеся «вокруг трех центров экономической мощи» (НАФТА, Европейский союз, АТР), «образуют в мировом сообществе постиндустриальную цивилизацию»; их лидирующие позиции в глобальной экономике, равно как и решение проблемы «экологических вызовов», «дает основание рассматривать развитие постиндустриальных стран как устойчивое в плане взаимоотношений между человеком и природой, а также с точки зрения избежания социальных коллизий и международных конфликтов. Оно выглядит устойчивым еще и потому, что «постиндустриальные державы явно доминируют над остальной частью мира, определяя его перспективы в границами более тесно агрегированных специфическими связями интеграционных объединений или же вовлекать в орбиты своего влияния и воздействия государства, принадлежащие к разным цивизационным общностям. Так, евроатлантическая цивилизация, предстающая в настоящее время в виде двух интеграционноцивилизационных ядер, развивается в рамках все более индивидуализирующих пространств — Европейского Союза и Северо-американской зоны свободной торговли (НАФТА). В то же время первое из них в качестве периферии «ведет» за собой Северную Африку и распространяется на Восточную Европу, второе фактически «поглотило» Мексику, принадлежащую к иной цивилизационной общности. Западноевропейская зона интеграции демонстрирует возможность существования в трансформирующихся пространствах не одного, а нескольких центров, в отношениях между которыми превалирует не соперничество, а партнерство. В качестве трансформирующихся пространств, в которых постиндустриализм достиг наивысших в настоящее время точек саморазвития, выделяются три региона — США, Канада и Мексика, Западная Европа, Япония. Некоторые специалисты спешат в этой связи присвоить им титул постиндустриальных обществ, хотя Д. Белл еще в начале 70-х годов предупреждал, что процесс постиндустриализации нельзя сводить только к информатизации западных стран, предвидя, что им придется пережить не менее радикальную революцию, чем другим странам и народам. В частности, О.Н. Антипина и В.Л. Иноземцев утверждают: «Страны..., выполняющие роль современных экономических лидеров, образуют в мировом сообществе постиндустриальную цивилизацию. Они сгруппированы вокруг 3-х центров экономической мощи, отчетливо сложившихся к концу 80-х годов. Первый из них, согласно годовому объему мировой добавленной стоимости, представляет США (25,8%), второй объединяет страны ЕС (19,4%), в состав третьего входят представители Тихоокеанского региона (16,2 %), где лидируют Япония, Китай и государства АСЕАН. Технологическое развитие этих стран в последние 2-3 десятилетия позволило им решить глобальные проблемы в трех фундаментальных аспектах: первый из них — очевидная сегодня невозможность возникновения нецивилизованных форм крупномасштабных конфликтов в среде постиндустриальных и близких им по уровню развития стран вследствие формирования современной экономики как мирового хозяйства, обеспечивающего максимальную эффективность производства и вовлекающего значительное число стран в орбиту влияния постиндустриальных держав; второй аспект связан с обнадеживающими симптомами, которые свидетельствуют о перспективах поддержания гармоничного взаимодействия между человеком и природой. Поводом для оптимизма могут служить успехи в распространении новых технологий, способных резко сократить как загрязнение окружающей среды, так и потребности в невоспроизводимых ресурсах; третий аспект заключается в том, что постиндустриальному миру удается осуществить такой тип развития, который не допускает широких общественных конфликтов, роста безработицы и социальной напряженности. В результате развитые страны достигли внутренней стабильности, укрепили свои ведущие позиции в мировом сообществе. Все это дает основание рассматривать развитие постиндустриальных стран как устойчивое в плане взаимоотношений между человекам и природой, избежания социальных коллизий и международных конфликтов. Оно выглядит устойчивым еще и потому, что постиндустриальные державы явно доминируют над остальной частью мира, определяя его перспективы в XXI веке»161 . Столь обширная цитата использована нами не потому, что все отраженные в ней мысли и суждения авторов корректны и отражают действительность меняющегося мира. 161 Антипина О.И., Иноземцев В.Л. Постэкономическая революция и глобальные проблемы // ОНС. 1998. №4. С. 162-163, 165. |