|
нье и на поминок» . В этот монастырь крестьяне уходили, когда уже не имели сил к продолжению земледельческого труда, либо в тот момент, либо заблаговременно делая в него вклад. Вклад давал право не только на обеспечение самого вкладчика, но и его семьи, всегда приписываемой во вкладной грамоте. Помимо этого, такие монастыри вместе с прочими являлись и учреждениями благотворительными, помогавшими нищим, обеспечивая им некоторый минимум пропитания. Наиболее любопытным в отношении к этого рода монастырям является то, что не они, как то было обычно, выступали собственниками и господами по отношению к местному крестьянскому населению, а напротив, именно крестьянское население владело монастырями. Такие отношения встречаются именно на севере России, где крестьяне были более обеспечены по сравнению с центральной Россией и сохраняли во многом старые свободы, независимость, оставаясь самостоятельными собственниками, т.е. не обращаясь в боярских работных людей. По территории собственно московского княжества примеров таковых отношений крестьян с монастырями мы привести не можем. Здесь монастырь чаще являлся фамильным по отношению к какому-либо боярскому или княжескому роду, но даже и в этом случае не обращаясь в его собственность. При всем обилии новгородских земель, образовавшийся земельный фонд не мог совершенно решить проблему испомещения, поскольку позволял организовать эффективную оборону только одного региона самой новгородской земли. Московское государство пыталось освободить земли и в иных регионах путем секуляризации (изъятие боярских земель даже не рассматривалось, поскольку в тот период именно боярство выступало основой власти московских князей, нарождающееся же дворянство было еще более чем незначительно и во всяком случае не было способно играть роль противовеса боярству). Определенная автономность, независимость церковной власти от светской в удельный период объясняется по преимуществу следующими причинами: во-первых, русские митрополиты ставились патриархом КонстантинопольЦит. по: Павлов-Сильванский Н. П. Указ. соч. С. 206. 46 |
урочные годы, упоминает также о бессрочном сыске беглых дворцовых крестьян наряду с другими (гл. XI, ст. 1). Государственные крестьяне в тот же период оставались лично свободными людьми, более того, полагавшими себя собственниками обрабатываемой ими земли и несущими обязанности перед государственной властью исключительно как властью публичной [Земельный вопрос. Под ред. Е. С. Строева. М., 1999. С. 18.], то есть действительно "почитали себя находящимися к ней в отношениях гражданственных". Убеждение это было столь сильно, что, хотя во второй половине XVII века правительство уже борется с ним, издавая целую серию указов, в которых запрещает продавать, закладывать и отдавать в монастыри "по душе" земли, обрабатываемые "черными" (т. е. государственными) крестьянами [ПСЗ РИ. Собр. 1. № 10, 112 (указы 1649, 1651, 1663, 1690 и ряд других, не считая частных распоряжений и указаний местных властей, естественным образом не включенных в Полное собрание законов II отделением С. Е. И. В. канцелярии.], пытаясь впитать в крестьянское сознание признание государственной собственности на их земли, однако соответствующие распоряжения приходится вновь и вновь повторять не только в начале XVIII века, но и в третей его четверти [ПСЗ РИ. Собр. 1. № 7409, 9874, 10082.], прямо предписывая крестьянам, дабы они "впредь казенных земель своими не называли" [Дружинин Н. М. Государственные крестяьне и реформа П. Д. Киселева, в 2-х тт. Т. 1. Предпосылки и сущность реформы. М., 1946. С. 25, 28 – 29.]. Победить это народное сознание правительству не удалось и вплоть до самого конца Империи, а наличие этого взгляда должно было постоянно учитываться при разработке конкретных проектов реформ государственного хозяйства. Таким образом, мы можем признать, что разграничение государственных и дворцовых земель имеет основание и в субъективных воззрениях участников данных правоотношений: 1) применительно к дворцовым землям единым и общепризнанным (не только в сфере права, но и в общественных воззрениях) собственником являлся государь; 2) напротив, те земли, что с точки зрения закона относились к государственным (черным), на взгляд народного, обычного правопонимания принадлежали тем, кто их обрабатывал. 2. 2. Церковные земли Церковные земли в этот период сохраняли значительную обособленность от иных категорий, однако по сравнению с периодом монгольского владычества их положение ухудшилось, поскольку, в отличие от предшествующих времен, они утратили иммунитет от налогообложения и в целом сопряженные с церковными землями льготы теперь подлежали утверждению у великих князей московских, выступивших здесь преемниками ордынских ханов. Отметим одну любопытную особенность данного периода — упоминание в источниках т. н. общинных монастырей. Так, например, по поводу монастыря на Двине в Чюхченемской волости крестьяне в 1582 г. заявили: "Поставили те церкви и монастырь строили из тех волостей, а те деревни к тому монастырю подпущали и прикупали прадеды и деды и отцы их... и монастырем и церковной казною и теми деревнями владели они ж и казну монастырскую у себя в волостях держали", то есть они рассматривали этот монастырь как общинную собственность, и он действительно являлся во многом не религиозным учреждением, а своего рода "органом социальной защиты", так как о цели монастыря его собственники говорили следующее: "прочили себе и своим детям и внучатам на постриганье и на поминок" [Цит. по: Павлов-Сильванский Н. П. Указ. соч. С. 206.]. В этот монастырь крестьяне уходили, когда уже не имели сил к продолжению земледельческого труда, либо в тот момент, либо заблаговременно делая в него вклад. Вклад давал право не только на обеспечение самого вкладчика, но и его семьи, всегда приписываемой во вкладной грамоте. Помимо этого, такие монастыри вместе с прочими являлись и учреждениями благотворительными, помогавшими нищим, обеспечивая им некоторый минимум пропитания. Наиболее любопытным в отношении к этого рода монастырям является то, что не они, как то было обычно, выступали собственниками и господами по отношению к местному крестьянскому населению, но напротив, именно крестьянское население владело монастырями. Такие отношения встречаются именно на севере России, где крестьяне были более обеспечены по сравнению с центральной Россией и сохраняли во многом старые свободы, независимость, оставаясь самостоятельными собственниками, т. е. не обращаясь в боярских работных людей. По территории собственно московского княжества примеров таковых отношений крестьян с монастырями мы привести не можем. Здесь монастырь чаще являлся фамильным по отношению к какому-либо боярскому или княжескому роду, но даже и в этом случае не обращаясь в его собственность. 2. 3. Вотчинные земли Вотчинные земли в узком смысле слова (т. е. как собственность удельных князей) сохраняли право судебного иммунитета, однако судебные права относительно боярских земель (для тех бояр, что не являлись преемниками удельных князей, но получили земли в собственность, выслуживаясь при дворе у князя) и более мелких категорий земельных собственников подлежали утверждению верховной власти, выдававшей грамоты в подтверждение данных прав. Грамоты эти были в первую очередь выгодны именно для государства, так как позволяли исключить из сферы иммунитета наиболее важные (и доходные) преступления. При Иване III и его сыне Василии III были изданы уложения, запрещавшие вотчинникам Твери, Рязани, Оболенска, Белоозера продавать свои земельные владения "иногородним" или записывать их в монастыри без особого на то разрешения государя. Членам Суздальского, Ярославского и Стародубского княжеских домов было запрещено отчуждать свои наследственные вотчины "без великого князя ведома" [Данный запрет был подтвержден затем в 1551 году, в правление Иоанна IV.]. Приобрести такие вотчины могли только прямые наследники умершего князя (что, безусловно, весьма увеличивало число выморочных княжеских уделов). Любые сделки с перечисленными видами земельных владений оказывались, таким образом, под контролем государства, нарушение же установленной процедуры "доклада" приводило к отчуждению вотчины в пользу князя [Скрынников Р. Г. Великий государь Иоанн Васильевич Грозный (далее — Иван Грозный...), в 2-х тт. Т. 1. Смоленск, 1996. С. 52.]. Таким образом, в первые же десятилетия того периода истории России, который можно назвать уже вполне московским (70-е гг. XV в. – 30-е гг. XVI в.), государство стало активно вмешиваться в сферу частных имущественных отношений, в пределы и способы реализации права собственности, в том числе касательно традиционных московских областей и древних боярских фамилий. 3. Формирование землевладения на поместном праве После присоединения Ярославского княжества к Москве Иван III направил в новоприобретенное княжество дьяка Алексея Полуектова, который отбирал у местных удельных князей их вотчины на великого князя, а "князь великий против их отчины подавал им волости и села..." [ПСРЛ. Т. 23. Пг., 1923. С. 157 – 158 // Цит. по: Скрынников Р. Г. Иван Грозный... С. 11.]. Присоединение сопровождалось общим описанием ярославских земель с целью упорядочить службы бояр и детей боярских. У неслужащих бояр и детей боярских земли отписывались в казну, сохранить свое землевладение можно было только на условии службы. между наследниками или продана, поместье же нет; 2) вотчина оставалась в роду ее собственника, даже если по смерти он не оставил сыновей, поместье же могло быть передано только сыну, достигшему к моменту смерти родителя пятнадцатилетнего возраста и способного к службе; 3) род обладал правом выкупа отчужденной вотчины (по Царскому Судебнику — в продолжение 40 лет) [Пайпс Р. Россия... С. 126.], что, собственно, являлось продолжением принципа сохранения вотчины в роде. 4. Секуляризационные планы московского правительства и их частичная реализация При всем обилии новгородских земель, образовавшийся земельный фонд не мог совершенно решить проблему испомещения, поскольку позволял организовать эффективную оборону только одного региона — самой новгородской земли. Московское государство пыталось высвободить земли и в иных регионах путем секуляризации (изъятие боярских земель даже не рассматривалось, поскольку в тот период именно боярство выступало основой власти московских князей, нарождающееся же дворянство было еще более чем незначительно и во всяком случае не было способно играть роль противовеса боярству). Определенная автономность, независимость церковной власти от светской в удельный период объясняется по преимуществу следующими причинами: во-первых, русские митрополиты ставились патриархом Константинопольским из греков и оказывались на Руси пришлыми, изначально не вовлеченными в местные распри, то есть могли занимать положение третейских судей, чей приговор, чья сила авторитета покоилась на блеске византийского православия. Во-вторых, при существовании множества удельных князей у митрополита всегда была возможность маневра, он мог в случае несогласия "отойти" в чужие земли без нарушения своего пастырского долга. Хотя митрополиты эту возможность не использовали, она продолжала сохраняться на протяжении всего удельного периода истории Руси. Московский период изменил ситуацию принципиально: во-первых, вся Русь распалась на два княжества (Московское и Литовское), а иные, даже сохранившиеся, были вынуждены подчиниться, а затем и совершенно раствориться в одном из них; во-вторых, Литовское княжество после многих попыток в конце концов смогло утвердить для себя особого митрополита — Киевского, и тем самым выдти из сферы московской митрополии, что для московской церкви сделало невозможным противодействовать княжеской власти Даниловичей хотя бы потенциальной угрозой отдаться под власть Гедиминовичей; втретьих, Флорентийская уния и измена митрополита Исидора православию, а затем и последовавшее падение Константинополя с подчинением последнего из остававшихся независимыми от иноверцев патриархов мусульманской власти привели к фактической автокефалии русской церкви, поставление митрополита оказывалось по существу в руках великого князя Московского. Русский митрополит потерял по факту даже право жаловаться на притеснения в Константинополь, поскольку правоверие патриарха находилось под подозрением. В итоге русская церковь оказалась подконтрольна государству, где великий князь занял место, ранее полагавшееся базилевсу (в этот период происходит и перенос на Русь византийской концепции "симфонии" светской и церковной властей, по существу отрывавшая широкий легальный доступ государю в дела церкви). Примечательно, сколь часто в конце XV – XVI вв. митрополиты сводились князьями со своего стола — за время правления Василия III и Иоанна IV из девяти митрополитов только трое умерли в сане. Остальные либо насильственно, либо "добровольно" |