|
РОССИЙСКАЯ-----'■ О С У Д А Р О Т П Е Н Н А Я __Е»еЛйрТЕКА кризисной атомизации», поиску новых средств обеспечения обмена. Этот «переломный» этап может вести к созданию новых институциональных форм, например, в кризисные периоды особенно отчетлива тенденция к различного рода объединениям; но реальна и ситуация консервации «атомистического» состояния. В последнем случае новые институты будут создаваться в логике «вынужденного» объединения и «открытость» индивидов обмену становится невозможной. Наконец, кризис разрушает привычные границы между экономической, социальной и политической сферами, культурой и делает особенно очевидной их взаимную зависимость и взаимообусловленность. Ситуация воспринимается социальными и экономическими агентами во всей ее комплексности и сложности. Привычные внешние ориентиры и «маяки» [71], обеспечиваемые институтами, перестают действовать, и в этой ситуации внутренние качества индивида выходят на первый план, он в полной мере становится субъектом. Поэтому созданные в кризисные периоды институты в большей мере, чем когда-либо, отражают логику институционального строительства «от индивида» и его ориентацию на обеспечение взаимодействий между индивидами. Кроме того, «размытость» границ, как различных сфер жизни, так и исторических, создает уникальные возможности для институциональных инноваций уже самим фактом «пересечения» различных эпох и различных сфер. «Проблемная ситуация становится креативной, если субъект оказывается на пересечении различных традиций» и различных логак развития. Поиск решения экономических проблем приводит к использованию рожденных в социальной сфере институтов, и наоборот, экономические процессы помогают увидеть социализирующую роль некоторых экономических институтов, их межсубъектную природу. Переход к рыночным отношениям проходил на базе экономики особого рода, отдельные элементы и подсистемы которой в каком-то смысле соответствовали друг другу, образуя реально существующую и 41 |
ниченностью ресурсов, используемых индивидами для реализации своих интересов, они присущи самому процессу координации и могут быть восполнены другими ресурсами только в определенных пределах. Координационные структуры, или институты, способны в той или иной степени снимать указанное ограничение или его усиливать. Изменяющиеся условия делают взаимодействие в рамках «старых» институтов анахроничным. Неспособность институциональных форм отвечать требованиям времени ведет к «выходу» из них индивидов и «стихийнокризисной атомизации», поиску новых средств обеспечения обмена. [66]. Изменяющиеся условия делают взаимодействие в рамках «старых» институтов анахроничным. Неспособность институциональных форм отвечать требованиям времени ведет к «выходу» из них индивидов и «стихийно-кризисной атомизации», поиску новых средств обеспечения обмена. Этот «переломный» этап может вести к созданию новых институциональных форм, например, в кризисные периоды особенно отчетлива тенденция к различного рода объединениям, стремление индивидов развить чувство коммуналистической принадлежности и т.п.; но реальна и ситуация консервации «атомистического» состояния. В последнем случае новые институты будут создаваться в логике «вынужденного» объединения и «открытость» индивидов обмену становится невозможной. Отметим, что понятие «стихийно-кризисной атомизации» помогает правильнее оценить разрушение традиционных институтов, часто характеризуемое как «развал». Разрушение всей институциональной «вертикали» вплоть до «базовых» институтов с прямым участием индивидов: семьи, территориальных объединений и т.д. — объективный процесс. Построить новые институты могут лишь сами экономические и социальные субъекты — это вытекает из роли институтов в обеспечении обмена. Поэтому «регионализация» и локализация процессов в ходе кризиса постсоветской системы отражают начало нового институционального строительства, окончательный перенос центра реформ на 84 ветствующую внешнюю среду. Институциональный вакуум снижает сравнительные издержки (opportunity costs) создания новых институтов. Обычные виды деятельности и обмен в рамках традиционных институтов становится неэффективным и индивидуальное развитие не может больше ими обеспечиваться. Закономерно, что в такой ситуации значительная часть времени и усилий экономических и социальных субъектов направляется собственно на поиск альтернатив, касающихся институциональных структур и макроинституциональных инноваций в целом. Поисковая деятельность и «рисковые» институциональные предприятия являются в кризисные периоды скорее правилом, чем исключением. Институциональный вакуум создает «негативные» стимулы, а именно общее ухудшение экономической ситуации и осознание экономическими и социальными субъектами того, что надеяться им в преодолении трудностей не на кого, кроме как на самих себя. Немаловажную роль играет и тот факт, что «потенциальные потери воспринимаются серьезнее, чем потенциальные выигрыши и, следовательно, главный стимул к изменениям заключается в самой ситуации кризиса и ее осознании». Институциональный вакуум в переходной экономике обычно обусловлен разрушением старых институциональных структур, обеспечивающих в прежней экономической системе привычную координацию деятельности. Трудно не согласиться с 'Г. Вебленом в том, что институты — «результат процессов, происходивших в прошлом, они приспособлены к обстоятельствам прошлого и, следовательно, не находятся в полном согласии с требованиями настоящего времени». Изменяющиеся условия делают взаимодействие в рамках «старых» институтов анахроничным [70]. Неспособность институциональных форм отвечать требованиям времени ведет к «выходу» из них индивидов и «стихийно-кризисной атомизации», поиску новых средств обеспечения обмена. Этот «переломный» этап может вести к созданию новых институциональных форм, например, в кризисные периоды особенно отчетлива тенденция к раз89 личного рода объединениям; но реальна и ситуация консервации «атомистического» состояния. В последнем случае новые институты будут создаваться в логике «вынужденного» объединения и «открытость» индивидов обмену становится невозможной. Наконец, кризис разрушает привычные границы между экономической, социальной и политической сферами, культурой и делает особенно очевидной их взаимную зависимость и взаимообусловленность. Ситуация воспринимается социальными и экономическими агентами во всей ее комплексности и сложности. Привычные внешние ориентиры и «маяки» [71], обеспечиваемые институтами, перестают действовать, и в этой ситуации внутренние качества индивида выходят на первый план, он в полной мере становится субъектом. Поэтому созданные в кризисные периоды институты в большей мере, чем когда-либо, отражают логику институционального строительства «от индивида» и его ориентацию на обеспечение взаимодействий между индивидами. Кроме того, «размытость» границ, как различных сфер жизни, так и исторических, создает уникальные возможности для институциональных инноваций уже самим фактом «пересечения» различных эпох и различных сфер. «Проблемная ситуация становится креативной, если субъект оказывается на пересечении различных традиций» и различных логик развития. Поиск решения экономических проблем приводит к использованию рожденных в социальной сфере институтов, и наоборот, экономические процессы помогают увидеть социализирующую роль некоторых экономических институтов, их межсубъектную природу. Переход к рыночным отношениям проходил на базе экономики особого рода, отдельные элементы и подсистемы которой в каком-то смысле соответствовали друг другу, образуя реально существующую и развивающуюся, хотя и недостаточно эффективную систему [72]. Влияние несистемных, а порой и просто противоречивых внешних факторов российской действительности 90-х годов породило довольно пластичную, но уродливую экономическую систему, окончательная трансформация которой далека от завершения. В этой связи 90 |