|
должны присутствовать и видовые признаки основного правонарушения (преступления). Отсутствие же необходимого видового признака, которым в рассматриваемомф контексте является уголовная противоправность, у основного правонарушения означает отсутствие такового и у производного деяния. Важно при этом подчеркнуть, что речь в данном случае идет именно о видовых признаках основного правонарушения, каким как раз и является его уголовная противоправность, а не индивидуальных при-ь знаках такового, к числу которых можно отнести характер и степень его общественной опасности. Признание того, что в основе приобретения денежных средств илий ь ! ; иного имущества может лежать любое деяние, не соответствующее закону, есть, по нашему мнению, результат недооценки материального признака преступления, каким и является общественная опасность. Предостережением от такого рода механизма в подходах к определению уголовной противоправности деяния звучит мнение М.П. Карпушина и В.И. Курляндского, согласно которому отождествление противоправности с положением, когда имеется формальное совпадение признаков уголовнобезразличного действия с. признаками уголовно наказуемого деяния, не отображает того объективно существующего и имеющего принципиальное значение обстоятельства, что преступление в отечественном уголовном праве базируется на неразрывно связанных между собой категориях — общественной опасности и противоправности30 Наиболее очевидно проявляется при рассмотрении гипотетической ситуации, в кото'рой одно лицо приобретает денежные средства или иное имущество в результате совершения административных проступков, например, азартных игр, занятия проституцией или попрошайничеством, что нередко приносит заметный имущественный результат, а другое лицо по просьбе правонарушителя ка-I питализирует такие средства путем осуществления вкладов в кредитные учреждения. й Согласно точке зрения, которая'отождествляет с основным для легализации преступных приобретений правонарушением всякое не соответствующее закону деяние, последнее лицо подлежит уголовной ответственности, так как совершает деяние, форл мально содержащее все признаки состава преступления, в то время как лицо, виновное в совершении основного правонарушения, понесет лишь административную ответственность, хотя основное деяние, безусловно, представляет больший вред дляj общества, нежели любое экономическое преобразование имущественного результата f такого деяния. В этом мы усматриваем отход от принципа справедливости (ст. 6 УК Ф РФ), требующего применения к лицу мер уголовно-правового воздействия, адекватных общественной опасности содеянного. 30 щ См.: Карпушин М.П., Курляндский В.М. Уголовная ответственность и состав преступления. М., 1974.С. 156. |
прета'. Другие ученые полагают, что незаконность приобретения денежных средств или иного имущества в смысле ст. 174 У К РФ должна состоять именно в нарушении уголовно-правового запрета, иначе применение данной статьи будет незаконным в силу ч. 2 ст. 14 У К РФ ввиду отсутствия общественной опасности деяния^. Последняя точка зрения наиболее близка и нашему пониманию противоправности основного нарушения закона. Однако, мы полагаем, что в данном случае отсутствие общественной опасности и, как следствие, уголовной противоправности совершения финансовых операций и других описанных в ч. 1 ст. 174 У К РФ действий с приобретенными в результате совершения правонарушения, не являющегося преступлением, денежными средствами или иным имуществом определяется не количественным признаком малозначительности самих этих действий, о которой говорится в ч. 2 ст. 14 У К РФ, а отсутствием признака уголовной противоправности у основного правонарушения, являющегося юридической характеристикой социальных качеств всякого представляющего опасность для общества деяния. Связь легализации незаконных приобретений с основным правонарушением, как нам представляется, является «генетической», следовательно у производного правонарушения, каким является исследуемое деяние, должны присутствовать и видовые признаки основного правонарушения. Отсутствие же необходимого видового признака, которым в рассматриваемом контексте является уголовная противоправность, у основного правонарушения означает отсутствие такового и у производного деяния. 25 ’ Например, Н.А. Лопашенко полагает, что, поскольку диспозиция статьи специально не подчеркивает преступный характер получения имущества, постольку последнее может появиться у виновного не только в результате преступления, но и в результате совершения правонарушений (налоговых, например), однако из смысла статьи и опыта зарубежных стран очевидно, что чаще имущество приобретается именно преступным путем (см. Лопашенко Н.А. Преступления в сфере экономики; Монография. Саратов,1997. С. 148.). ’ Комментарии к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под общ. ред. Ген. прокурора РФ проф. Ю.И. Скуратова и Председателя Верховного Суда РФ В.М. Лебедева. М., 1996. С .397. Важно при этом подчеркнуть, что речь в данном случае идет именно о видовых признаках основного правонарушения, каким как раз и является его уголовная противоправность, а не об индивидуальных признаках такового, к числу которых можно отнести характер и степень его общественной опасности. Мы полагаем, что опасность для общества того или иного основного преступления не является, по смыслу действующего уголовного законодательства, детерминантом степени общественной опасности собственно легализации незаконных приобретений. Признание того, что в основе приобретения денежных средств или иного имущества может лежать любое деяние, не соответствующее закону, есть, по нашему мнению, результат недооценки материального признака преступления, каким и является общественная опасность. Предостережением от такого рода механицизма в подходах к определению уголовной противоправности деяния звучит мнение М.П. Карпушина и В.И. Курляндского, согласно которому отождествление противоправности с положением, когда имеется формальное совпадение признаков уголовно-безразличного действия с признаками уголовно наказуемого деяния, не отображает того объективно существующего и имеющего принципиальное значение обстоятельства, что преступление в отечественном уголовном праве базируется на неразрывно связанных между собой категориях общественной опасности и противоправности'. Наиболее очевидно эта ошибка проявляется при рассмотрении такой гипотетической ситуации, в которой одно лицо приобретает денежные средства или иное имущество в результате совершения административных проступков, например, азартных игр, занятия проституцией или попрошайничеством, что нередко приносит заметный имущественный результат, а другое лицо по просьбе правонарушителя капитализирует такие средства путем осуществления вкладов в кредитные учреждения. Согласно точке зрения, которая отождеств26 ' Карпушин М.П., Курляндский В.И. Уголовная ответственность и состав преступления. М., 1974.-С . 156. ляет с основным для легализации незаконных приобретений правонарушением всякое несоответствующее закону деяние, последнее лицо подлежит уголовной ответственности, так как совершает деяние, формально содержащее все признаки состава преступления, в то время как лицо, виновное в совершении основного правонарушения, понесет лишь административную ответственность, хотя основное деяние, безусловно, представляет больший вред для общества, нежели любое экономическое преобразование имущественного результата такого деяния. В этом мы усматриваем отход от принципа справедливости (ст. 6 У К РФ), требующего применения к лицу мер уголовно-правового воздействия, адекватных общественной опасности содеянного. Приведенным примером лишний раз доказывается ошибочность избранного сторонниками критикуемой позиции подхода к решению вопроса о виде противоправности приобретения денежных средств или иного имущества. Для преодоления в дальнейшем такого рода интерпретационных ошибок важно выяснить, какой смысл вкладывал в содержание ч. 1ст. 174 У К законодатель, указывая на незаконный, а не преступный характер приобретения денежных средств или иного имущества, не явилось ли такое положение результатом правотворческой ошибки. По сведениям Б.В. Волженкина, в первоначальных проектах У К предполагалось установить ответственность за легализацию имущества, приобретенного именно преступным путем, однако некоторые специалисты полагали, что такая формулировка потребует точного установления всех признаков и обстоятельств преступления, в результате которого были получены деньги или иное имущество'. Таким образом, разработчики законопроекта видели смысл указания на незаконный характер приобретения имущества в оптимизации уголовного преследования лиц, совершающих легализацию (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных незаконным путем. Нам же представляется, что подлинная воля законодателя, выраженная в уголовном за27 ' Волженкин Б.В. Отмывание денег. СПб., 1998. С. 20. |