|
ния», может не только знать, но и предполагать, что соответствующие материальные 4 ценности являются доходами от преступной деятельности (п, «а» ч. 3 ст. 6 Страс-f бургской конвенции). Кроме того, выдвигаемая нами концепция прямого умысла при легализации преступных приобретений позволит в значительной мере облегчить применение ст. 4 174 УК РФ в судебно-следственной практике, поскольку не потребуется установления четкого и неопровержимого знания виновным социально-правовых свойств предмета преступления, что зачастую достигается только признанием самого виновного или другими равноценными прямыми доказательствами, при этом сводилось бы на нет процессуальное значение улик. Между тем, согласно позиции Пленума Верховного суда при решении вопроса 4 о наличии в действиях лица признаков состава преступления, предусмотренного ст.174 УК РФ, судам следует выяснять, имеются ли в деле доказательства, свидетельствующие о том, что лицу, совершившему финансовые операции или другие сделки, было достоверно известно, что денежные средства или иное имущество приобретены другими лицами преступным путем ( абз.2 п.20 постановления). Подобного рода разъяснение заслуживает упрек в противоречии положениям Конвенции Совета Европы об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации дохопреступной деятельности, предписывающей принять бы квалифицировать в качестве преступлений действия, указанные в ст.1 Конвенции, то есть предположение, что имущество является доходом, полученным преступным путем. Аналогичные требования содержатся и в Страсбургской конвенции, Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности. Кроме того, возникает вопрос: что может скрываться под указанием на достоверность восприятия лицом преступного происхождения отмываемых доходов? Если рассуждать логически, то достоверное знание предполагает существование каких-* w либо надежных источников, что будет свидетельствовать о наличии в деянии признаков субъективной стороны состава преступления. Таким источником может служить информация, полученная от самого лица, совершившего основное (предикатное) преступление, либо от иных лиц, располагающих соответствующими сведения-4 * ми. Другим источником являются сообщения в средствах массовой информации. Естественно, самостоятельное значение должны иметь судебные решения, принятые по ♦ существу рассматриваемых вопросов. Приведенный перечень источников информации не является исчерпывающим. Главным условием для подтверждения виновности лица должно быть установление серии юридических обстоятельств. Во-первых, органы следствия обязаны установить факт существования опреде |
МНОГИХ государствах Европы практике применения уголовно-правовых основ борьбы с легализацией незаконных приобретений', так и Страсбургской Конвенции, которая допускает, что законодательные власти государства, ратифицировавшего это международное соглашение, могут в соответствии со своим внутригосударственным законодательством установить, что лицо, совершившее общественно опасное деяние на почве «отмывания», может не только знать, но и предполагать, что соответствующие материальные ценности являются доходами от преступной деятельности (п. «а» ч. 3 ст. 6 Страсбургской Конвенции). Кроме того, выдвигаемая нами концепция прямого умысла при легализации незаконных приобретений позволит в значительной мере облегчить применение ст. 174 У К РФ в судебно-следственной практике, поскольку не потребуется установления четкого и неопровержимого знания виновным социальноправовых свойств предмета преступления, что зачастую достигается только признанием самого виновного или другими равноценными прямыми доказательствами, при этом сводилось бы на нет процессуальное значение улик. Необоснованной видится нам постановка и обсуждение некоторыми авторами вопроса о возможности и целесообразности привлечения к ответственности по ст. 174 У К РФ лиц, совершивших предусмотренное указанной статьей деяние по небрежности . Это, прежде всего, противоречит законодательным основам противоправности неосторожного деяния (ч. 2 ст. 24 У К РФ), которое 193 'Напомним, что в Великобритании, Швейцарии и некоторых других государствах Европы уголовный закон допускает привлечение к ответственности за экономическое преобразование приобретенных уголовно-противоправным способом материальных ценностей, когда виновный знает, допускает (в терминологии британского законодательства подозревает), или даже имеет достаточные основания для того, чтобы подозревать, что таковыми завладели преступным путем. По мнению ряда британских правоведов, допущение незаконного происхождения материальных ценностей может возникнуть даже в случаях, когда виновный, являясь профессиональным участником рынка финансовых услуг, оказывает содействие тому или иному лицу в приумножении значительных объемов денежных средств или иных материальных ценностей, если виновному известно, что клиент не указал в декларации о доходах на их приобретение, как того требует налоговое законодательство {Bridges Л/, Atkinson Р.. Rhodes R., Bosworth-Davies R. Regina v. Charlton, Cunningham, Kitchen and Wheller // Journal of money laundering control London, 1999. № 3. Vol. 2. P. 196). ’ Cm., например: Иванов Э.А. Отмывание денег и правовое регулирование борьбы с ним. М., 1999.-С . 60. |