ный круг. Современность грозит распадом этой замкнутости, так как порождает «человека без родины» [11, 18], которому бывшая деревенская околица не отзовется. В.Н. Крупин акцентирует внимание именно на гибели, духовной и физической, человека в мире, утрачивающем национальноисторические корни. Лишенный и церкви, и часовни населенный пункт (бывшее село) легко соотносится с «собачьим названием» [11; 4] эрпэгэтэ, деревенский быт не ассоциируется с городом Советском (новое название Кукарки). Герой погибает (тонет в реке) не в Вятке или Набережных Челнах, а в Брежневе. Подвергнуто уничтожению пространство, на котором в течение четырнадцатипятнадцати столетий русский народ живет, находясь с ним в неотрывной связи [177; 172]. В повести «Великорецкая купель» оно еще способно сопротивляться напору времени: «Они (Чудинов и Рая Т.К.) пошли напрямик, по глухому проулку. Около поваленного забора, поваленного не до конца... Все ли узнаешь-то? спросила Рая. А как и не уезжал. Рая остановилась, оглянулась. Вот уж именно, как и не уезжал» [11; 8]. Однако в последующих произведениях изображается именно разрушение русского пространства. Разрушение грозит и тому кругу, в пределах которого осуществляется связь двух ипостасей Руси: Руси земной и Руси небесной. Николай Иванович ходит по кладбищу’, пытаясь воскресить в памяти тех, кто упокоился над крестами. Заброшенные деревни это и заброшенные могилы. Образы стариков у В.Н. Крупина лишены оцеиочности, изначально осознаются носителями духовного народного начала. Герои повести «Как только, так сразу» становятся потенциальными убийцами, идущими на преступление ради денег. Отметим, что изображаемое не подается в реалистичной, или, более того, натуралистичной форме. Рамки в этом произведении остаются прежними 132 |
37 конечно, мятой прежде всего, мята трава ревнивая, но если перетерпеть ее нашествие, то ощутится (...) много-много других, начала жизни запахов” (14; 16). В произведениях, следующих за повестью “Великорецкая купель”, тема деревни не получает подобного развития. Это обстоятельство связано не с изменением отношения писателя к крестьянской “вселенной”, а с особенностями ее нынешнего бытия. Называемые героями окрестные деревни откликаются молчанием. Перечисление их имен превращается в поминание. Трагизм этой картины уходит корнями в прошлое, связан с советским периодом истории деревни: “...операции были блестящими: коллективизация, организация голода, сселение деревень, укрупнение колхозов, уничтожение колхозов, химизация полей...” (25; 90). Трагично и восприятие будущего: “Если этот дуб упадет, я тоже рухну, пусть он меня переживет. Но я знаю, что, как только я умру, в дуб тут же молния попадет, он же меня помнит, я на нем спал, я в него ни одного гвоздя не забил,” (14; 21) говорит один из героев “Великорецкой купели”. Николай Иванович Чудинов возвращается на родину, в бывшее село, символически ставшее для него купелью, и проходит, таким образом, замкнутый жизненный круг. Современность грозит распадом этой замкнутости, так как порождает “человека без родины” (14; 18), которому бывшая деревенская околица не отзовется. Крупин акцентирует внимание именно на гибели, духовной и физической, человека в мире, утрачивающем национально-исторические корни. Лишенный и церкви, и часовни населенный пункт (бывшее село) легко соотносится с “собачьим названием” (14; 4) эрпэгэтэ, деревенский быт не ассоциируется с городом Советском (новое название Кукарки). Герой погибает (тонет в реке) не в Вятке или Набережных Челнах, а в Брежневе. Подвергнуто уничтожению пространство, на котором в течение 38 четырнадцати-пятнадцати столетий русский народ живет, находясь с ним в неотрывной связи1. В повести “Великорецкая купель” оно еще способно сопротивляться напору времени:”Они (Чудинов и Рая Н.Ф.) пошли напрямик, по глухому проулку, около поваленного забора, поваленного не до конца... Все ли узнаешь-то?-спросила Рая. А как и не уезжал. Рая остановилась, оглянулась. Вот уж именно, как и не уезжал” (14; 8). Однако в последующих произведениях изображается именно разрушение русского пространства. Разрушение грозит и тому кругу, в пределах которого осуществляется связь двух ипостасей Руси: Руси земной и Руси небесной. Николай Иванович ходит по кладбищ}', пытаясь воскресить в памяти тех, кто упокоился под крестами. Заброшенные деревни это и заброшенные могилы. Тема бесприютности земного существования человека, лишенного родных могил, звучит в повести Б.Екимова “Высшая мера”. Повествование о погибшей родине вплетено в рассказ о пасхальном поминании: “Мать с теткой родились в станице, выросли, и если б сейчас привела их судьба на развалины, на горькое пепелище, без улиц и домов, они все равно угадали бы родину по материнским ее морщинам: пригоркам да ложбинам. Даже не глазами, сердцем узнали бы хоженое-перехоженое. Но теперь лежала вокруг немая вода...”1 2 Кладбище, словно самый смысл человеческой жизни, возникает в чудесном видении: “и свершилось чудо”3. Характерно и движение авторского взгляда при описании .картины, открывшейся героям в глубине расступившейся воды: “Кладбище, а рядом станица”4. 1 Ильин И. Сущность и своеобразие русской культуры // Москва. № 1. С. 172. 2 Екимов Б. Высшая мера // Роман-газета. 1996. № 18. С. 16. 3 Там же. С. 17. 4 Там же. 41 РОССИЙСКАЯ Образы стариков как у Крупина, так и у названных писателей лишены оценочности, изначально осознаются носителями духовного народного начала. Г ерои же повести “Как только, так сразу” становятся потенциальными убийцами, идущими на преступление ради денег. Отметим, что изображаемое не подается в реалистичной, или, более того, натуралистичной форме. Рамки в этом произведении остаются прежними сказочными. Перед нами не саморазрушение, духовная гибель героевстариков, а распад окружающего их мира, в котором они превращаются в нечто иное, нежели были ранее, становятся собственной противоположностью. Доказательством служит и то, что образы стариков в исконной ипостаси по-прежнему присутствуют в прозе Крупина, но уже в другом контексте. Об этом подробно мы будем говорить ниже. С учетом сказанного, путь, который проходит герой повести “Великорецкая купель” Николай Иванович Чудинов, приобретает особое значение. Возвращение в родное село только первый его этап. Вторым является дорога к святому источнику. Именно эта дорога становится ключевым образом прозы Крупина 90-х годов, воплощением идеи соборности. Образ дороги к храму обретает главенствующее положение относительно образа дома. Слова писателя: “Дорога в Православие это дорога в православный храм”1 однозначно указывают на доминанту его мировосприятия. Путь к храму это утверждение не только вероисповедальной, но и национальной характеристики народа: “Для русского, даже не верующего, но просто любящего Россию, нет сомнений, что Господь был в России” (25; 89). Заметим, что образ земли усложняется благодаря внесению в него значений православной понятийной сферы. ( 1 Кругшн В.^ГСитературная Россия. 1998. № 26. С. 11. |