|
сшествие» Кирпикова, задававшегося вопросом: «За что ему была такая радость жить, чем он огблагодарил?»[19; 42]. Отличительными чертами ее трактовки является синонимичность понятий «сумасшедший» и «душевнобольной», а также тот факт, что первое определение внеположенно по отношению к героям, так как это харакгеристика взаимоотношений между властью и человеком, избравшим православный путь. По этой причине сумасшедшей признают Катю Липатникову («Великорецкая купель»): «Шлемкии ... записал Липатникову в сумасшедшие, ещё бы не сумасшедшая: плюет в глаза представителям власти, именует их иудами, сатанятами, чертями, а они при исполнении» [11; 43]. Вера «диагноз» и героев повести «Крестный ход»: «Ещё идут с нами мужчина и женщина, оба побывавшие в «психованном доме». Истово молятся. Мужчина рассказывает, что сажали в психбольницу за веру [28; 67]. Физическая «неволя», которую наложила власть на людей, «больных душой» сочетается с «неволей» духовной запертого в границах материального мира. Подобная отстранённость людей, не подчиненных законам мира сего, наблюдается в повести «Крестный ход». В.Н. Крупин стремится не только к понятийному, но и к композиционному ее оформлению: два стоящих по соседству дома («Прощай, Россия, встретимся в раю»), сумасшедший дом за городом («Как только, так сразу»), крестное шествие («Крестный ход»). В последнем произведении соборность приобретает не столько символическое истолкование, сколько непосредственное реальное воплощение. Совместное участие героев в крестном ходе это частица соборного единства нации, стремление во всей конкретике «воплотить в себе нравственный идеал Православия» [152; 36]. Крестный ход действие, преемственное крестьянскому груду, «труд ногами». Писатель придает ему важнейшее значение: он охраняет и защищает землю, которая «выдохлась, ее верти не верти» [53; 59], но жива как национально-православное понятие («Радуйтесь, слуги сатанинские, убили деревню, но и трепещите ибо оглашается земля и воздух православными молитвами» [28; 136 |
45 Тема сумасшествия присутствует и в других повестях Крупина. (Она появляется в более ранних произведениях: в повести “Живая вода” это “сумасшествие” Кирпикова, задававшегося вопросом: “За что ему была такая радость жить, чем он отблагодарил?” (15; 183)). Отличительными чертами ее трактовки является синонимичность понятий “сумасшедший” и “душевнобольной”, а также тот факт, что первое определение внеположенно по отношению к героям, так как это характеристика взаимоотношений между властью и человеком, избравшим православный путь. По этой причине сумасшедшей признают Катю Липатникову (“Великорецкая купель”): “Шлемкин... записал Липатникову в сумасшедшие, еще бы не сумасшедшая: плюет в глаза представителям власти, именует их иудами, сатанятами, чертями, а они при исполнении” (14; 43). Вера “диагноз” и героев повести “Крестный ход”: “Еще идут с нами мужчина и женщина, оба побывавшие в “психованном доме”. Истово молятся. Мужчина рассказывает, что сажали в психбольницу за веру” (17; 67). В повести “Как только, так сразу” конкретизируется убеждение героев “Великорецкой купели”: “Восстал народ на народ внутри народа” (14; 43). Физическая “неволя”, которую наложила власть на людей, “больных душой”, сочетается с “неволей” духовной запертого в границах материальности мира. Подобная отстраненность людей, не подчиненных законам мира сего, наблюдается в повести “Крестный ход”. Крупин стремится не только к понятийному, но и к композиционному ее оформлению: два стоящих по соседству дома (“Прощай, Россия, встретимся в раю”), сумасшедший дом за городом (“Как только, так сразу”), крестное шествие (“Крестный ход”). В последнем произведении соборность приобретает не столько символическое истолкование, сколько непосредственное реальное воплощение. Совместное участие героев в крестном ходе это частица соборного единства нации, 46 стремление во всей конкретике “воплотить в себе нравственный идеал Православия”1. Крестный ход действие, преемственное крестьянскому труду, “труд ногами”. Писатель придает ему важнейшее значение: он охраняет и защищает землю, которая “выдохлась, ее верти не верти” (24; 59), но жива как национально-православное понятие (“Радуйтесь, слуги сатанинские, убили деревню, но и трепещите, ибо оглашается земля и воздух православными молитвами” (17; 82)). Обращенность шествия к святыне в будущее сочетается с упоминаниехМ о преемственности крестных ходов, то есть опорой на прошлое: “Крестный ход это наступление на нечистую силу, это язвы дьявольскому воинству, поражение и посрамление сатаны. Он, сволочь, думал: с Россией покончено, а мы живы. Он думал: убьет деревни и люди уйдут. А мы пришли и идем, и оглашаем разоренные русские пространства молитвами Господу. Эти молитвы на многие версты как пеленой целительной укрывают нашу родину” (17; 77). В этом произведении Крупин снова обращается к образу Св. Николая Чудотворца. Этому находится документальное объяснение. Как отмечает автор, на вятской земле “была обретена вскоре после Куликовской битвы чудотворная икона святителя Николая. Один из храмов Покровского собора... был освящен при Иване Грозном во славу Николая Великорецкого” (17; 58). Значима историческая наполненность образа, о которой мы писали выше, символическое обращение к идее национального возрождения: “Всегда, во все времена русской истории, особенно во времена тяжелые, русских людей спасали национальные святыни. К этим святыням шли, именно шли. Даже и высшее духовенство и цари, не говоря уже о богомольцах. Шли к преподобному Сергию, к киевским и соловецким угодникам, к иконам Почаевской, 1 Высокопреосвященнейший Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский. Самодержавие духа. -СПб.: Царское дело, 1995. С. 35. |