Проверяемый текст
Федченко Наталья Леонидовна. Тенденции жанрово-стилевого развития повести 90-х годов (Диссертация 1999)
[стр. 140]

82].
Обращенность шествия к святыне сочетается с упоминанием о преемственности крестных ходов, то есть опорой на будущее: « Крестный ход — это наступление на нечисзую силу, это язвы дьявольскому воинству, поражение и посрамление сатаны.
Он, сволочь, думал: с Россией покончено, а мы живы.
Он думал: убьет деревни, и люди уйдут.
А мы пришли и идем, и оглашаем разоренные русские пространства молитвами
Господину.
Эти молитвы на многие версты как пеленой целительной укрывают нашу родину»
[28; 77].
В этом произведении В.Н.
Крупин снова обращается к образу Св.
Николая Чудотворца.
Этому находится документальное
обт>яснение.
Как отмечает автор, на вятской земле «была обретена вскоре после Куликовской битвы чудотворная икона святителя Николая.
Один из храмов Покровского собора был освящен при Иване Грозном во славу Николая Великорецкого»
[28; 58].
Значима историческая наполненность образа, о которой мы писали выше, символическое обращение к идее национального возрождения:
«Всегда, во все времена русской истории, особенно во времена тяжелые, русских людей спасали национальные святыни.
К этим святыням шли, именно шли.
Даже и высшее духовенство и цари, не говоря уже о богомольцах.
Шли к преподобному Сергию, к киевским и соловецким угодникам, к иконам Почаевской,
Коренной, шли в Александро-Невскую Лавру, в Палестину, мужчины шли на Афон» [58; 68].
Приобщение человека к народному единству у
В.Н.
Крупина происходит непосредственно, без опоры на семью.
Понятие семьи, играющее у
других писателей одну из ключевых ролей в процессе осознания героем себя в мире, поглощено у Владимира Крупина понятием народа.
Этот факт позволяет уточнить специфику образов дома и дороги: «...

взять крест свой никто не помешает.
А враги человеку домашние его, то есть злые духи, нечистые помыслы, лукавые мысли, живущие в человеке, вот кто мешает спасаться.
Тут только одно помогает, только одно сердце»
[28; 84].
Контекст произведений позволяет толковать слово
«домашние» несколько шире, нежели как это делается в повести.
Соглас137
[стр. 46]

46 стремление во всей конкретике “воплотить в себе нравственный идеал Православия”1.
Крестный ход действие, преемственное крестьянскому труду, “труд ногами”.
Писатель придает ему важнейшее значение: он охраняет и защищает землю, которая “выдохлась, ее верти не верти” (24; 59), но жива как национально-православное понятие (“Радуйтесь, слуги сатанинские, убили деревню, но и трепещите, ибо оглашается земля и воздух православными молитвами” (17; 82)).
Обращенность шествия к святыне в будущее сочетается с упоминаниехМ о преемственности крестных ходов, то есть опорой на прошлое: “Крестный ход это наступление на нечистую силу, это язвы дьявольскому воинству, поражение и посрамление сатаны.
Он, сволочь, думал: с Россией покончено, а мы живы.
Он думал: убьет деревни и люди уйдут.
А мы пришли и идем, и оглашаем разоренные русские пространства молитвами
Господу.
Эти молитвы на многие версты как пеленой целительной укрывают нашу родину”
(17; 77).
В этом произведении Крупин снова обращается к образу Св.
Николая Чудотворца.
Этому находится документальное
объяснение.
Как отмечает автор, на вятской земле “была обретена вскоре после Куликовской битвы чудотворная икона святителя Николая.
Один из храмов Покровского собора...
был освящен при Иване Грозном во славу Николая Великорецкого”
(17; 58).
Значима историческая наполненность образа, о которой мы писали выше, символическое обращение к идее национального возрождения:
“Всегда, во все времена русской истории, особенно во времена тяжелые, русских людей спасали национальные святыни.
К этим святыням шли, именно шли.
Даже и высшее духовенство и цари, не говоря уже о богомольцах.
Шли к преподобному Сергию, к киевским и соловецким угодникам, к иконам Почаевской,
1 Высокопреосвященнейший Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский.
Самодержавие духа.
-СПб.: Царское дело, 1995.
С.
35.


[стр.,47]

47 Коренной, шли в Александро-Невскую Лавру, в Палестину, мужчины шли на Афон” (25; 68).
Приобщение человека к народному единству у
Крупина происходит непосредственно, без опоры на семью.
Понятие семьи, играющее у
Леонида Бородина одну из ключевых ролей в процессе осознания героем себя в мире, поглощено у Владимира Крупина понятием народа.
Этот факт позволяет уточнить специфику образов дома и дороги:
“...взять крест свой никто не помешает.
А враги человеку домашние его, то есть злые духи, нечистые помыслы, лукавые мысли, живущие в человеке, вот кто мешает спасаться.
Тут только одно помогает, только одно, сердце”
(17; 84).
Контекст произведений позволяет толковать слово
“домашние” несколько шире, нежели это делается в повести.
Подобное понимание семьи непосредственно связано с характеристикой женского образа, которую дает в своей прозе Крупин.
В ней подчеркивается прежде всего разомкнутость, отсутствие внутренней цельности образа женщины: “Подивишься женской природе: такие хорошие девушки и такие вредные жены.
Такие вредные жены и такие золотые старухи” (25; 84).
Героини, представляющие собой тип “золотой старухи”, встречаются и в ранних произведениях.
Это баба Настя (“Спасение погибших”), баба Маня (“Повесть о том, как ...”), Варвара (“Варвара”).
Образы таких действующих лиц присутствуют в прозе 90-х годов: Вера, духовная жена Николая Ивановича, его сестра Рая, Катя Липатникова, старухи, восстанавливающие порушенную церковь (“Великорецкая купель”), Маргаритушка, безымянные старухи, идущие к святыне (“Крестный ход”), Прасковья, живущая “в Освенциме” (25; 82) (“Слава Богу за все”).
Ведущая черта в характеристике образов старух осознание собственной греховности: “Женщина ведь я, а разве есть хоть одна женщина без греха, разве что какие святые праведницы” (17; 66); “Какой мне рай! Мне бы хоть в аду не на самое

[Back]