дения: «Суворов вон какой умный, почему? Александр Невский почему тевтонов расхвостал? Донской Дмитрий почему навеки славен? Кутузов почему негасим для потомков? В Бога верили! » [11; 44]. Русское бытие строится на основе православной веры: «Если чего и достигают русские, только с помощью Бога, другого нет» [34]. Отсюда его обращенность к духовному началу. Как отражение этого наличие двух ипостасей Руси: земной и небесной. Понятие «Русь» у В.Н. Крупина содержит в себе надвременное значение. «Догорела лучина, догорела и Россия» [11; 53]. Поэтому с Русью связывается жизнь «по-будущему» [30; 66], которую предлагает герой повести «Как только, так сразу» Халявии. «Гибель России началась с телевизора... А Русь ... была непобежденная никем...» [58; 47]. «Разве не прав Аввакум, что дьявол выпросил у Бога, а лучше сказать, выкрал Русь и кровит сс» [11; 15]. «Русь никуда нс уходила, Русь вверглась в очередные испытания. Была гонимой, убиваемой, но не гибнущей ... никуда не уходила Русь, как жила, так и живет. Те же лица, те же мысли. Экий срок семьдесят лет, по двести бывало» [28; 75]. Как отмечает исследователь В. Горн, «на чувство почвы опираются нравственно-эстетические ценности. И потеря первого (не почвы даже, а чувства) несет разрушение второго» [169, 17]. Сопоставление, а не противопоставление небесной и земной Руси лежит в основе того своеобразия, «русского стиля», который выявляется В.Н. Крупиным. Соответственно с этим, можно говорить как об «особом православном менталитете» [107; 268], так и об особом характере русского мироздания: «Библия гласит: Русь должна царствовать. В каком это месте гласит? Старики говорили, я сам не читал» [53; 54]. Видение этого своеобразия определяет то величие русской литературы, когда созданное А.С. Пушкиным, М.Ю. Лермонтовым, А.И. Гончаровым, Ф.И. Тютчевым становится частью соборного духовного бытия, берет исток «в люб146 |
56 содержание мира преломляется через эстетическую и даже утилитарную (повышение интеллектуального уровня) сторону восприятия, утрачивая способность влиять на внутренний мир героя. Утверждение писателем особой сущности русского и православного бытия опирается на исторический опыт. История народа это, в произведениях Крупина, не столько многовековое существование нации, сколько пространство народного пути. Эта мысль выражается автором в различных (сказочных, былинных, литературных, собственно исторических) формах. Событие и образ, имеющие отношение к народному бытию, не являются простыми приметами исторического времени. Поэтому они не имеют временной удаленности от настоящего, их реальность надвременного характера. (Конечно, нельзя прямолинейно отходить от конкретики художественной ткани, в которой присутствует последовательное и ретроспективное развитие действия, но нужно учитывать при этом, что эти черты прерогатива бытовой, но не бытийной сферы.) “Сильные были люди, палицами в сорок пудов бились” (24, 53) это и элемент рассказа о досоветском, дореволюционном времени, и ассоциативное упоминание о времени былинном. В характеристике образа Чудинова (“Великорецкая купель”) есть момент переклички его с Иваном Сусаниным, реальным историческим лицом. Путь к храму символизирует и историю национального освобождения: “Суворов вон какой умный, почему? Александр Невский почему тевтонов расхвостал? Донской Дмитрий почему навеки славен? Кутузов почему негасим для потомков? В Бога верили!” (14; 44). Русское бытие строится на основе православной веры: “Если чего и достигают русские, только с помощью Бога, другого нет” (14; 53). Отсюда его обращенность к духовному началу. Как отражение этого наличие двух ипостасей Руси: земной и небесной. 57 Понятие “Русь” у Крутшна содержит в себе надвременное значение. “Догорела лучина, догорела и Россия” (24; 53). Поэтому с Русью связывается жизнь “по-будущему” (18; 6), которую предлагает герой повести “Как только, так сразу” Халявин. Русь понимается залитым в безликую плиту крестом невидимым градом Китежем (об этой параллели, проводимой И.Стрелковой, мы говорили выше): “Гибель России началась с телевизора... А Русь...была непобежденная никем...” (24; 47); ); “Разве не прав Аввакум, что дьявол выпросил у Бога, а лучше сказать, выкрал Русь и кровит ее” (14; 15); “Русь никуда не уходила, Русь вверглась в очередные испытания. Была гонимой, убиваемой, но не гибнущей... никуда не уходила Русь, как жила, так и живет. Те же лица, те же мысли. Экий срок семьдесят лет, по двести бывало” (17; 75). Заметим, что приоритетность Православия в развитии темы национальности и веры (вполне оправданная в качестве того духовного стержня, который является основой “собирания” русской земли: “Наша, русская жизнь не здесь, она в Руси небесной” (25; 88)) приводит в некоторых случаях ко внутреннему противоречию: “Под именем “Россия” мы понимаем ее веру православную, ее народ, а не пространство, не территорию” (25; 89). Как отмечает В.Горн, “на чувство почвы опираются нравственноэстетические ценности. И потеря первого (не почвы даже, а чувства) несет разрушение второго”1. Сопоставление, а не противопоставление небесной и земной Руси лежит в основе того своеобразия, “русского стиля”, который выявляется В.Крупиным, соответственно с чем можно говорить как об “особом православном менталитете”1 2, так и об особом характере русского мироздания: “Библия гласит: Русь должна царствовать. 1 Горн В. “Истинное величие почвенно” // Алтай. 1993. № 5. С. 12. 2 Есаулов Е.А. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского госуниверститета, 1995. С. 268. |