Проверяемый текст
Федченко Наталья Леонидовна. Тенденции жанрово-стилевого развития повести 90-х годов (Диссертация 1999)
[стр. 158]

сколько иные: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» [71].
О погибших «за други своя» отце и брате вспоминает Николай Иванович, что понимается как проявление активной, действенной любви к Отечеству.
Подобные национально-православные ориентиры имеют у
В.Н Крупина еще один аспект, углубляющий их содержание.
Как пишет
В.В.
Кожинов, «вся человечность живет можно бы даже сказать, таится в самой глубине русского национального характера» [179; 245].
Русская соборность понимается первым шагом на пути к духовному единению всего мира:
«Спасем Россию спасем мир» [58; 89].
Стиль прозы Владимира Крупина взаимосвязан с особенностями образа центрального героя-повествователя, 15 первую очередь, соотнесенностью его голоса и голоса автора.
В повестях писателя
90-х годов можно обнаружить тенденции, которые, приняв качественно новый облик, определяют в целом жанровые особенности произведений В.Н.
Крупина последних лет.
Духовная проблематика и содержание произведений писателя на рубеже XX XXI веков определяют и жанр произведений.
Не касаясь повестей, в которых главный герой наделен явными биографическими, по отношению к автору, чертами
(«Прости, прощай...», «Курс молодого бойца», «Боковой ветер», «Сороковой день») и в которых эта биографическая близость писателю предопределяет ракурс изображения, обратимся к произведениям, где образ гсроя-рассказчика имеет также символическую плоскость.
В повести «От рубля и выше» подобное взаимоотношение трансформируется в «антиотражение» (образ Мити, сына художника Валеры).
В таких произведениях, как
«Повесть о том, как...», «Варвара», «Вятская тетрадь» (последнее мы склонны считать не циклом рассказов, как это делает исследователь Л.Скаковская [133], а единым целостным произведением) конкретизированный образ героя-повествователя, независимо от того, большее или меньшее художе155
[стр. 70]

70 увезли его (Чудинова Н.Ф.) из Святополья, увезли с милицией за отказ служить в армии.
(...) Вот какой грех взял на себя Николай Иванович, а отмолимый или неотмолимый.
Бог знает” (14; 4).
Понимание греховности отказа от защиты родины актуализируется в контексте проблематики сегодняшнего времени.
Грех Чудинова это грех, вина народа: “В том же Писании: “Нет большей любви, чем умереть за други своя”, от Иоанна, глава пятнадцать, стих тринадцатый” (14; 49).
В Библии (указание на точный источник сказанного не типично для художественной прозы писателя) слова несколько иные: “Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих”1.
О погибших “за други своя” отце и брате вспоминает Николай Иванович, что понимается как проявление активной, действенной любви к Отечеству.
Подобные национально-православные ориентиры имеют у
Крупина еще один аспект, углубляющий их содержание.
Как пишет
В.Кожинов, “вся человечность живет можно бы даже сказать, таится в самой г л у б и н е русского национального характера”1 2.
Русская соборность понимается первым шагом на пути к духовному единению всего мира:
“Спасем Россию спасем мир” (25; 89).
Специфика стиля прозы Владимира Крупина напрямую обусловливается особенностями образа центрального героя-повествователя, в первую очередь, соотнесенностью его голоса и голоса автора.
В повестях писателя
70-80-х годов можно обнаружить тенденции, которые, приняв качественно новый облик, определяют в целом жанровые особенности стилистики произведений Крупина последних лет.
Не касаясь повестей, в которых главный герой наделен явными биографическими, по отношению к автору, чертами
(“Прости, прощай...”, 1 Евангелие (От Иоанна).
// Библия.
-Издание Новая Жизнь Кэмпус Крусейд фор Крайст Интернэшнл, 1991.
-Гл.
15(13).
2 Кожинов В.В.
Судьба России: вчера, сегодня, завтра.
М.: Молодая гвардия, 1990.


[стр.,71]

71 “Курс молодого бойца”, “Боковой ветер”, “Сороковой день”) и в которых эта биографическая близость писателю предопределяет ракурс изображения, обратимся к произведениям, где образ героя-рассказчика имеет также символическую плоскость.
Повести “Спасение погибших” (при неоднозначности жанровой отнесенности данного произведения, думаем, существует больше оснований охарактеризовать его как повесть, нежели как роман), “От рубля и выше” позволяют раскрыть тот принцип отношения к изображаемому, о котором мы говорили.
Он заключается в том, что взгляд на описываемые события делается не со стороны, а изнутри.
Герой-рассказчик внешне (через биографическое начато) и внутренне (посредством лирического начата) близок автору.
Но, утверждая это, мы не можем принять точку зрения И.Стрелковой, согласно которой повествователь, школьный учитель Алексей Васильевич, и его погибший друг писатель Олег это второе и первое “я” автора1.
Эти персонажи непосредственные участники происходящего, не несущие какой бы то ни было исключительности, и отражение их цельного внутреннего начата как творчество Олега, так и образы двух Олегов учеников Алексея Васильевича.
В повести “От рубля и выше” подобное взаимоотношение трансформируется в “антиотражение” (образ Мити, сына художника Валеры).
В таких произведениях как
“Повесть о том, как...”, “Варвара”, “Вятская тетрадь” (последнее мы склонны считать не циклом рассказов, как это делает Л.Скаковская1 2, а единым целостным произведением) конкретизированный образ героя-повествователя, независимо от того, большее или меньшее художественное пространство ему отведено, характеризуется слиянием с 1 Стрелкова И.
О живой и мертвой воде Н Наш современник.
1991.
12.
2 См.: Скаковская Л.Н.
Образ автора в цикле рассказов В.Н.Крупина “Вятская тетрадь” // Жанрово-стилевые проблемы русской литературы XX века.
Тверь, 1994.

[Back]