|
присуще повестям В.Н. Круиина. Но нужно подчеркнуть, что оно же и придаст произведениям писателя излишнюю публицистичность. Реальность восприятия художественного мира усиливается и за счет внесения в него самостоятельных произведений, «созданных» героями прозы. На традиционность этого приема для творчества В.Н. Крупина указывает обращение писателя к эпистолярному жанру: второе название повести «Сороковой день», отразившее ее структуру, «Тринадцать писем». В роман «Спасение погибших» включены записки Олега, в повесть «Живая вода» дневник Кирпикова. В произведениях 90-х годов это стихи Кати Липатниковой («Великорецкая купель»), дневник врача и стихи одного из персонажей («Как только, так сразу»), лопавшие к герою-повествователю рукописи («Слава Богу за все»). В ткань произведений вплетаются вставные эпизоды, представляющие собой рассказы тех или иных персонажей. Характерно отсутствие сюжетной связи между ними при наличии тесного идейно-содержательного взаимовлияния. Очевиден и еще один тип связи. Каждый вставной эпизод находится в определенном отношении к ведущему мотиву произведения. Мотив дома, связанный с образом избы, деревни, мотив пути, соотнесенный с образом дороги к храму, предопределяют кольцевую либо линейную композиционную структуру повести и особенность сочетания отдельных рассказов. Значение, придаваемое слову, влияет и на использование в художественной речи изобразительно-выразительных средств. Повести характеризуются ослабленной метафоричностью, отсутствием ярких сравнений. Писателю свойственно раскрывать свойства или особенности предмета, явления, понятия за счет черт, заложенных в нем самом, имманентных ему. Кру пин отказывается от «приукрашивания», основанного на сугубо лингвистических возможностях слова. Уподобление одного предмета другому, как в следующем примере из повести «Прощай, Россия, встретимся в раю», можно назвать исключением: «Церковь отдаляется от нас, на нее стыдно поднимать пьяные глаза до того она хороша, 163 |
78 Такое понимание единицы художественной ткани связано с идейными убеждениями писателя, отражающими осознание слова как духовной, божественной субстанции, из которой творится мир: “Слово, которым можно убить, слово, которым можно поднять с постели, слово, которое служит для сообщения между людьми: душа с душою говорит”1. Отсюда особого рода документальность, присущая произведениями писателя. Она представляет собой синтез авторских, фольклорных (пословицы, частушки, песни) и религиозных (молитва, песнопение) стилистических компонентов. Названные формы словесного выражения не цитируются, а непосредственно “проговариваются”, то есть сохраняют не только содержательную, но и целевую, условно говоря, прагматическую сущность. Внесенные в рамки художественной ткани, они выполняют этические функции. Как нечто, ставшее осязаемой частью бытия русского человека, осмыслено “чужое” слово (творчество, вошедшее в национальную традицию). Цитирование, понимаемое в таком ключе, присуще повестям Крупина. Но нужно подчеркнуть, что оно же придает произведениям излишнюю публицистичность. Реальность восприятия художественного мира усиливается и за счет внесения в него самостоятельных произведений, “созданных” героями прозы. На традиционность этого приема для творчества Крупина указывает обращение писателя к эпистолярному жанру: второе название повести “Сороковой день”, отразившее ее структуру, “Тринадцать писем”. В повесть “Спасение погибших” включены записки Олега, в повесть “Живая вода” дневник Кирпикова. В произведениях 90-х годов это стихи Кати Липатниковой (“Великорецкая купель”), дневник врача и стихи одного из персонажей (”Как только, так сразу”), попавшие к герою-повествователю рукописи (“Слава Богу за все”). 1 Восьмой съезд писателей СССР: Стенографический отчет. М.: Советский писатель, 1988. С. 83. 79 В ткань произведений вплетаются вставные эпизоды, представляющие собой рассказы тех или иных персонажей. Характерно отсутствие сюжетной связи между ними при наличии тесного идейно-содержательного взаимовлияния. Очевиден и еще один тип связи. Каждый вставной эпизод находится в определенном отношении к ведущему мотиву произведения. Мотив дома, связанный с образом избы, деревни, мотив пути, соотнесенный с образом дороги к храму, предопределяют кольцевую либо линейную композиционную структуру повести и особенность сочетания отдельных рассказов. Значение, придаваемое слову, влияет и на использование в художественной речи изобразительно-выразительных средств. Повести характеризуются ослабленной метафоричностью, отсутствием ярких сравнений. Писателю свойственно раскрывать свойства или особенности предмета, явления, понятия за счет черт, заложенных в нем самом, имманентных ему. Крупин отказывается от “приукрашивания”, основанного на сугубо лингвистических возможностях слова. Уподобление одного предмета другому', как в следующем примере из повести “Прощай, Россия, встретимся в раю”, можно назвать исключением: . “Церковь отдаляется от нас, на нее стыдно поднимать пьяные глаза до того она хороша, золотые купола вплавливаются в небо, вся она как расписной корабль с парусом колокольни стремится к востоку. А нас с собой не берет” (24; 51). Отличительной чертой стиля писателя является обращение при создании картины бытия к многообразию его форм. При этом особенность сочетания этих форм, порядок сочетания не несет самостоятельной информативной нагрузки (сравним с повествованием у Бородина, где оценка образа зависит в том числе и от его структуры). Примером может служить перечисление работ в повести “Прощай, Россия, встретимся в раю”: “Таких работ не осталось, которые я не знаю. Пастушил, телят пас, коров, свиней, овец, лошадей, баранов стриг, пахал, косил, косу отбить все ко мне идут” (24; |