|
золотые купола вплавливаются в небо, вся она как расписной корабль с парусом колокольни стремится к востоку. А нас с собой не берет» [58; 68]. Таким образом, в отношении к слову проявляется та же «непосредственность», «первичность» восприятия, которая характеризует отношение писателя к миру в целом. Прозе В.Н Крупина присуща глубокая наполненность словесной ткани, не только на уровне лексического значения, но и на уровне духовного содержания. Для стиля писателя характерно варьирование художественными средствами в зависимости от объекта изображения. По этой причине в прозе существуют две реальности, либо, иными словами, реальность и «ирреальность», реальность отделяется от «ирреальности» не только содержательно, но и стилистически. Это фантасмагория как отображение некоего существования, отступившего от законов реальности. Повести В.Н. Крупина 90-х годов отличаются ослаблением сюжета, он постепенно становится все менее и менее значимым. Приоритет мысли по отношению к действию связан, на наш взгляд, со сложным, рсалистическисимволическим построением художественной ткани. С одной стороны, происходящее, события, отражаемые в произведении, предстают в своем «жизненном» виде, повседневно бытовом обличии. С другой, в них концентрируется представление автора о народном бытии. Поэтому для повестей характерно наличие одного действия (или, точнее, действа), которое и вмещает в себя все сюжетное развитие. Оно, в свою очередь, оказывается связанным с центральным образом и мотивом повести. В произведении «Как только, так сразу» такое действие строительство бани, на котором трудятся герой-повествователь и его сосед и друг Костя. В повестях «Великорецкая купель», «Крестный ход», «Слава Богу за все» это шествие героев к храму. В первом из перечисленных произведений крестный ход происходит в финале повествования, но это не препятствует выполнению организующей художественное пространство функции. В повести «Как только, так сразу» единого действия мы не видим вовсе, здесь в сим164 |
80 58), различные составляющие мотива пути в повести “Слава Богу за все”: святыни (“Шли к преподобному Сергию, к киевским и соловецким угодникам, к иконам Почаевской, Коренной, шли в Александро-Невскую лавру, в Палестину, мужчины шли на Афон” (25; 68)), средства передвижения (“Машина, поезда, самолеты, пароходы во многом подорвали паломничество” (25; 68)), преодоление пространства героем-повествователем: “Пространство я всю жизнь пересекал пешком, или на лошадях, или на велосипеде (мотоцикле, машине, вездеходе), на поезде, на катере (паровозе, теплоходе, плоту, просто вплавь), даже пролет пространства на тихом или быстром самолете (вертолете) был мне понятен, ибо была всегда цель: дойти, доехать, долететь, доплыть до кого-то или чего-то” (25; 72)). Порой объектом перечисления становятся единицы самого языка (что не способствует созданию целостной картины, как в выше рассмотренных случаях): “Туфта это труд для близира, приписки, обман, обсчет, пыль в глаза, показуха и все такое прочее” (24; 58). Таким образом, в отношении к слову проявляется та же “непосредственность”, “первичность” восприятия, которая характеризует отношение писателя к миру в целом. Прозе Крупина присуще выявление глубокой наполненности словесной ткани, не только на уровне лексического значения, но и на уровне духовного содержания. Различия идейного содержания творчества Крупина и одного из представителей “другой прозы”, Валерии Нарбиковой, углубляется при сравнении их стилей. Это особенно наглядно в силу того, что постмодернистские черты в повестях Нарбиковой не только проявляются в полной мере, но и доводятся до крайности. Согласно принципам систематизации персонажей повестей Крупина, о чем мы говорили выше, воспроизводится и неоднородность изображаемого мира. Для стиля писателя характерно варьирование художественных средств в зависимости от объекта изображения. По этой причине в прозе существуют две реальности, либо, иными словами, реальность и “ирреальность”. 81 реальность отделяется от “ирреальности” не только содержательно, но и стилистически. Это фантасмагория как отображение некоего существования, отступившего от законов реальности. Элементы фантасмагории присутствовали и в произведениях 80-х годов. К ним можно отнести “конкурс ума и красоты” (“Живая вода”), широкую ирреальную картину в повести “Спасение погибших”: процесс захоронения многотонного имущества писателя Залесского. В произведении “Живая вода” выявляется принцип изображения фантасмагоричной действительности: конкурс показан опосредованно, в рассказе Маши. Строгие рамки, непременную опосредованность вводит писатель для “ирреальности” и в повестях 90-х годов. К ним относятся картины выхода из экрана телевизора комментаторов (“Как только, так сразу”), выставки-продажи достижений демократии, приснившегося герою шествия павликов Морозовых и многоголовых ученых, а также разговор с помощником сатаны (“Слава Богу за все”). В границах фантасмагорического действия “нарушаются” законы, по которым строится художественный мир повестей в целом. По существу, это наблюдение можно отнести ко всей сфере бытия “отрицательных” персонажей. Интересно, что текст в данном случае обретает некоторые постмодернистские черты. Слово, произносимое в “ирреальности” и даже относимое к ней извне, лишается гармоничности, а порой и правильности (“ихний бог” (17; 81)). Речь превращается в нагромождение словесных штампов: “Как! возмутились они (охранники Н.Ф.). Это же главный показатель достижений демократии. Мы пошли гораздо дальше большевиков. Наши шаги смелы и семимильны. У большевиков каждая, пусть через одну, кухарка управляла государством, мы же им не управляем, а торгуем, мы его разворовываем, причем открыто и с гордостью” (25; 75) (сравним у Нарбиковой: ““Прекрасное” солнце, двигалось по “роскошносинему” небу, так прямыми лучами и осветило развороченную грязь...” (29; 11)). 83 элементов детективного повествования в “Спасении погибших”, “От рубля и выше”) существовала тенденция к снижению роли сюжета. Развитие мысли обретало если не главенствующее, то в полной мере самоценное значение. В повести “Варвара” очевидно ограничение действия рамками слова. В таком произведении как “Спасение погибших” большое место занимают записки Олега, то есть его размышления. Приоритет мысли по отношению к действшо в повестях последних лет связан, на наш взгляд, со сложным, реалистически-символическим построением художественной ткани. С одной стороны, происходящее, события, отражаемые в произведении, предстают в своем “жизненном” виде, повседневно бытовом обличил. С другой, в них концентрируется представление автора о народном бытии. Поэтому для повестей характерно наличие одного действия (или, точнее, действа), которое и вмещает в себя все сюжетное развитие. Оно, • в свою очередь, оказывается связанным с центральным образом и мотивом повести. В произведении “Как только, так сразу” такое действие строительство бани, на котором трудятся геройповествователь и его сосед и друг Костя. В повестях “Великорецкая купель”, “Крестный ход”, “Слава Богу за все” это шествие героев к храму. В первом из перечисленных произведений крестный ход происходит в финале повествования, но это не препятствует выполнению организующей художественное пространство функции. В повести “Как только, так сразу” единого действия мы не видим вовсе, здесь в символическом виде предстает обобщенное народное бытие. Действие лишь подспудно определяет логику мысли, которая ассоциативно к нему обращается, отталкивается от него, но не подчиняется ему содержательно. Мысль может быть озвучена в рамках различных речевых форм. В повести “Великорецкая купель” главенствует несобственно-прямая речь, в последующих произведениях основное значение приобретает речь от первого |